Уже высказано так много, точно и ясно, о чем я очень хотела сказать. Я просто дополню. Мне хотелось бы процитировать еще раз то, что сказал Фазиль Искандер в прошлый раз: «Лучшие представители всех народов должны сделать все возможное, чтобы культ силы, богатства и оголенного от совести ума заменить культом совести». Утверждает совесть и художественная литература. Мы не можем сказать, какое количество людей очистила она, но можно утверждать с уверенностью, что без нее зла было бы гораздо больше. Как много общего в мыслях художников! Вот выходит после спектакля к зрителям Резо Габриадзе и говорит такую фразу: «Если после нашего спектакля в этом зале и вообще в мире станет на одного охотника меньше, значит, мы недаром вышли к вам». Он же, грузин по национальности, создает потрясающий спектакль «Сталинградская битва». И этот спектакль и совершенно мирные кинокартины, одна из которых – моя любимая «Пастораль» Отара Иоселиани, они сражаются с этим всемирным злом, а зло это принимает самые разные формы: и чудовищные, огромные, видимые всеми, и очень невидимые, тихие, медленно разъедающие и незаметно разрушающие как отдельного человека, его душу, так и целые государства. И вот тогда-то наступает та самая фельетонная эпоха, о которой как-то сказал Герман Гессе в своем романе «Игра в бисер». Напомню, фельетонная эпоха отнюдь не была ни бездуховной, ни даже духовно-бедной, но она не знала, что ей делать со своей духовностью, вернее, не сумела отвести духовности подобающее ей место и роль в системе жизни и государства. У меня все время такое ощущение, что мы как раз-то и живем, увы, во времена этой самой фельетонной эпохи. И, конечно, сегодня есть и душевность, и духовность, но место, которое она должна занимать, ее место занимает полная ей противоположность, и эта противоположность сегодня каким-то образом очень энергична, имеет пробивную силу, огромную поддержку, в том числе и финансовую. 

И то, о чем вы говорили, о массовой культуре – да, и масштаб ее влияния огромен. И ты стоишь и похож на человека, который любит природу и стоит около реки, на его глазах сбрасывают все время отбросы в эту реку и ты чувствуешь, что ничего не можешь сделать, потому что тебе не дают этой возможности, у тебя ее просто нет, ты только можешь только в маленьком своем отрезке, как профессор Мальцев, был такой пример, когда люди из обкома считали, что в этот срок нужно сеять, а он считал, что в другое время, и когда его не послушали и начали разбрасывать зерно, он бежал перед этой сеялкой и своим телом закрывал землю, и кусочки той земли, которую он спас от посева, потом проросли огромными растениями. Может быть, действительно каждый на своем месте что-то может сделать. Но в таком глобальном, большом масштабе мы действительно похожи на людей, которые стоят у этой реки. 

Конечно, главная проблема в том, что это влияние очень распространяется на совсем юное поколение, от которого дальше зависит судьба России и всего мира. И, конечно, это влияние начинается буквально с ясель. И беда в том, что маленькие люди, будущие взрослые, не читают определенные стихи, не поют определенные песни, в которых заложена гармония и свет, в которых поэтическое восприятие мира закладывается. Надо всегда помнить, что среди этих маленьких детей будущие правители, будущие директора, будущие генералы, от которых зависеть будет, наконец, закончится когда-нибудь эта дедовщина и прочее или нет. И, конечно, наивно сегодня мечтать о такой мировой культурной революции, которая, может быть, одна и сумеет вот эту мечту о мирном небе над миром воплотить в действии. Это наивно, но по самым маленьким примерам я помню, что я часто ходила по улицам Москвы и думала, что в этом месте могли бы расти цветы, ведь они в более холодных странах и городах растут… И вдруг уже года три, как на улицах Москвы начали появляться эти цветники, люди начали заражаться, дворы один от другого. Так я вот за эту наивную веру в то, что только культурная революция настоящая, нравственная у нас и во многих других странах способна что-то сделать в этом мире.