• Главная
•  > 
• Культура Кавказа
•  > 
• Народное творчество
•  > 
• Эпические сказания народов Кавказа
•  > 
• Осетинские сказания о нартах

К старости родились у нарта Уархага два сына-близнеца. В час, когда поют первые петухи, родился первый сын,и в ту же ночь, когда утренняя звезда Бонварнон еще не взошла на небо, в час, когда поют вторые петухи, родился второй сын. Заглянули лучи утреннего солнца в сердца Уархага и жены его Сайнагон, и почувствовали родители, как дороги им дети, порожденные ими. Чтобы счастье принес новорожденным день их рождения, Уархаг устроил пир, и, как водилось у нартов, только дичиной, добытой на охоте, потчевали на этом пиру.
Позвал Уархаг на пир небесного кузнеца Курдалагона, повелителя бездны морской Донбеттыра и тестя своего Сайнаг-алдара. Много почтенных нартов, и во главе их Бора и Алыбег, приглашены были на этот богатый пир. Курдалагон полюбил сыновей Уархага и дал им имена. Старшего назвал он Ахсар, младшего – Ахсартаг. А почему названы они были Ахсар и Ахсартаг?
Про отважного говорят – ахсар. Таким был первый брат. И так его назвали. Но еще отважнее был второй брат, и назвали его Ахсартаг, что значит «отважнейший».
И в честь наречения новорожденных подарил Курдалагон Уархагу чудесную свирель, которую сам сковал из небесной стали фатыг в небесной своей кузнице. На стол положили нарты эту чудес-ную свирель, и она звонко и весело запела:
Семь дней и семь ночей пировали гости Уархага, а когда кончился пир, вскочил Курдалагон на гребень огненной бури и, словно крылатый Пакундза, умчался в небеса. Перламутровой огненной рыбой обернулся Донбеттыр и скрылся в морской бездне. Ушел и Сайнаг- алдар в свою крепость. Нарты же, как подобает тем, кто проводит всю свою жизнь в походах, отправились в опасный путь.
Не по дням, а по часам росли Ахсар и Ахсартаг. За день вырастали они на вершок, а за ночь – на целую пядь. Озорными мальчишками были Ахсар и Ахсартаг. Сделали они себе луки и стрелы, и не стало птицы, которая могла бы пролететь над ними: тотчас подбивали они ее, и камнем падала она на землю. Весь мир скоро узнал, что у нарта Уархага подросли отважные сыновья- близнецы – Ахсар и Ахсартаг.





Выросли Ахсар и Ахсартаг, и настал день, когда решили они на один год отправиться в поход. Снарядились. Двинулись в путь. Дошли до места, где расходились три дороги, и условились так:
«Пойдем по двум крайним дорогам, а средняя пусть будет местом нашей встречи. Пусть каждый из нас положит под этот придорожный камень стрелу, им самим выделанную. Кто первый вернется, пусть проверит, на месте ли стрела, положенная братом».
Разошлись Ахсар и Ахсартаг по разным дорогам. Прошел год, вернулся Ахсартаг в условленное место, поднял камень и увидел, что лежит там стрела Ахсара и что покрылась она темной плесенью. Испугался Ахсартаг за брата и пошел по его дороге. Долго он шел по лесам, полям и горам и к вечеру добрался до Черного ущелья. Там и заночевал и увидел во сне, что в плен попал брат его Ахсар.
Вскочил Ахсартаг и пошел дальше. Опять он шел целый день и к вечеру дошел до Белого ущелья. Опять отдохнул он в роще и только заснул, как увидел такой же беспокойный сон, как в первую ночь. И снова вскочил Ахсартаг и в тревоге пошел дальше. С утра до позднего вечера шел Ахсартаг, и вот перед ним Красное ущелье. Но как было ему не проголодаться в столь долгом пути? Не мог он заснуть и обошел всю рощу, надеясь, что в этом ущелье ему попадется дичь. Вдруг увидел он озеро, а на берегу его шатер. В шатре время от времени то появляется, то снова исчезает какой-то непонятный свет.
«Неспроста поставлен этот шатер,– подумал Ахсартаг. – Может, я здесь узнаю о том, что случилось с братом?»
Подошел он поближе к шатру и стал его разглядывать. И вот видит Ахсартаг, что с одной стороны вделана в шатер железная дверь, сама собой то закрывается, то открывается, и каждый раз, когда она открывается, изнутри виден свет. Удивился Ахсартаг: что за чудо? И только дверь открылась, Ахсартаг пустил стрелу на свет. И тут же послышался пронзительный крик – такой, что деревья погнулись, забурлило озеро и волны хлынули на берег, а звери, заночевавшие в роще, испугались и, толкая друг друга, пустились бежать. Прошло некоторое время, и все стихло. Озеро снова вошло в свои берега, деревья выпрямились, и звери потихоньку вернулись в свои логовища.
Стало светать. И только совсем рассвело, Ахсартаг увидел, что из шатра выходит старуха. Она была крива на один глаз, а в другом, зрячем, застряла стрела Ахсартага. Стонет старуха. Ахсартаг подошел ближе и вдруг увидел в руках у старухи полотенце своего брата. И сразу спросил ее Ахсартаг:
– Кто ты такая? И откуда у тебя полотенце брата моего Ахсара?
– Эх, юноша, я не знаю, кто ты, но если ты назвал себя братом Ахсара, то ты и мне брат: я из нартов. Когда недавно посетил это место твой брат, я узнала, что и он из нартского рода. Отправляясь к подводным жителям быценагам, он оставил мне свое полотенце и завещал: «Следи за ним, сестра моя. Если выступит кровь на полотенце, значит, пришлось мне тяжко, а если крови нет, за меня не опасайся». И вот вижу я: выступила кровь на полотенце, значит, тяжко приходится брату Ахсару, попал он в плен к быценагам. А теперь, когда я совсем ослепла, не знаю, что мне делать.
– А разве нет средства, чтобы ты прозрела хотя бы на один глаз? – спросил Ахсартаг.
– Если бы кто собрал капли утренней росы, смешал бы с оленьим молоком и капнул на мою рану, тогда бы я стала видеть опять. Побежал Ахсартаг в лес, изловил олениху, подоил ее, смешал молоко с каплями утренней росы и, вытащив стрелу из глаза старухи, влил туда приготовленное лекарство. Тут же прозрела старуха и обрадовалась, что видит Ахсартага.
– Как же мой брат попал к быценагам? –спросил ее Ахсартаг.
– Расскажу тебе с самого начала. Быценаги охотились, а тут вдруг на небе раскрылись ворота, и упал оттуда обломок небесной руды прямо на голову старшего из быценагов и пробил ее насквозь. Быценаги унесли этот обломок небесной руды к себе под воду. Ахсар узнал об этом и задумал отобрать у них этот обломок. Но тут они его окружили, связали и увели к себе. Как раз сегодня я собиралась напасть на них, но по твоей вине не смогла это сделать.
– А кем ты приходишься нартам и почему называешь себя нашей девушкой? Кому из нартов приходишься ты сестрой? И потом объясни: когда ночью смотрел я на шатер, то я видел, что в нем то появляется, то снова исчезает какой-то непонятный свет.
– Прихожусь я сестрой Уархагу, но уже издавна проживаю здесь. Мой муж был сотрапезником Солнца, и оно ему подарило бусину из белого камня. Эту бусину я каждый раз одевала себе на шею, и она освещала мне дорогу. То, что ты видел, и был свет, излучаемый бусиной.
– А куда делся твой муж? Старуха указала на дверь, вделанную в шатер, и сказала:
– Эта дверь ведет в подземную пещеру, и вечером, под субботу, она открывается. Быценаги выходят оттуда, чтобы похитить хотя бы одного живущего на поверхности земли человека. Если они этого не сделают, один из них умрет. Вот и похитили они моего мужа. Но что с ним случилось, я не знаю, так же как и о брате нашем Ахсаре. Дождались Ахсартаг и старуха вечера под субботу. Когда дверь в подземелье раскрылась, подпер Ахсартаг дверь плечом, не давая ей закрыться, вырвал ее вместе с петлями и отшвырнул в сторону. После этого они со старухой из рода нартов вошли в пещеру и в ужасе видят: лежит там мужчина, руки и ноги его растянуты во все стороны и привязаны, из бороды и усов его сплетена волосяная лестница, и тянется она до поверхности земли.
– Видишь, это мой муж, хозяин моей головы!– воскликнула старуха. Ахсартаг выхватил меч, обрезал веревки, которыми связан был мужчина, и быстро обрил ему голову и лицо. Мужчина встал, поблагодарил Ахсартага. Тут пошли они вместе в глубь подземелья и вдруг увидели распятого на стене пещеры Ахсара. Пускают в него стрелы быценаги, бьют его мечами. И увидев это, Ахсартаг набросился на них, стал их истреблять, а сестра Уархага и ее муж догоняли убегавших и убивали их. Так Ахсартаг освободил Ахсара.
– Вы с мужем возвращайтесь к себе домой, а мы с Ахсартагом тоже скоро придем к вам,– сказал Ахсар.
Жена с мужем ушли к себе домой, братья же Ахсар и Ахсартаг разыскали ту кладовую, где быценаги хранили свою руду. Нашли они обломок небесной руды, спрятанный быценагом, и отнесли небесному кузнецу Курдалагону. Из этого обломка сделал себе Ахсар обоюдоострый меч – такой, что от удара его любой камень, любой металл пополам распадались, а сам меч не тупился. Когда Ахсар и Ахсартаг спустились на землю из кузницы Курдалагона, их поджидал предводитель быценагов Карамаг. Ахсар и Ахсартаг вступили тут в бой с Карамагом. Но Карамаг сумел так ловко ударить Ахсартага, что тот упал замертво, и меч выпал из его рук. Но тут вдруг неведомо откуда появился один из донбеттыров и шепнул Ахсару:
– Смажь лезвие своего меча авадз-мазью – и сразу осилишь врага. Ахсар мгновенно смазал лезвие своего меча авадз-мазью. И когда Карамаг занес над ним свой меч, Ахсар отбил удар, и меч Карамага разлетелся на мельчайшие, мельче гвоздика, осколки. И тут Ахсар перебил всех быценагов. А тот из донбеттыров, который дал совет Ахсару, унес Ахсартага к молочному озеру, искупал его в волнах, и Ахсартаг сразу ожил. Молва о мече Ахсара разнеслась среди нартов. Все они собирались подивиться на этот грозный меч. И с тех пор, когда у нартов наступало тяжелое время, Ахсар со своим мечом шел впереди на врага. За непобедимую твердость меч Ахсара получил имя: его и по сей день называют ахсаргард, что значит «меч Ахсара». После смерти Ахсара меч его унаследовал старший сын. С тех пор так и повелось у нартов: старший сын наследует меч, младший – коня.




Яблоня росла в саду нартов. Небесной лазурью сияли ее цветы, но за день только по одному яблоку созревало на ней. Золотое было то яблоко, и, подобно огню, сверкало оно. Живительной силой обладало яблоко, исцеляло людей от всяких болезней и залечивало любые раны. Только от смерти не спасало оно. Целый день зрело яблоко, сверкая на верхушке дерева, но ночью кто-то его похищал. Нарты по очереди стерегли свое яблоко, но никто из них ни разу не видел вора, а яблоко каждую ночь исчезало. Пришел черед сторожить сад Уархагу. Призвал он своих сыновей Ахсара и Ахсартага и сказал им: 
– Идите, солнышки мои, постерегите золотое яблоко. Вся надежда моя на вас. Если не устережете, то знайте – все три нартских рода соберутся сюда. По одному человеку от каждого дома пришлют они; одному из вас отрубят голову, другому отсекут руку и, на позор мне, наденут на колья голову одного и руку другого. Один останусь я на старости лет, без защитников и кормильцев.
– Не бойся, отец наш, уж мы-то устережем это яблоко, и вор не уйдет от нас,– ответили ему сыновья.
– Пойти вы пойдете. Знаю я, что вы ничего не страшитесь, но сам я страшусь за вас. Ведь если не устережете яблока, тогда не вернуться вам ко мне,– сказал отец. Забором из оленьих рогов огорожен был сад нартов, и так высока была эта ограда, что даже птица не могла перелететь через нее. Сели братья под чудесной яблоней, поужинали, и младший, Ахсартаг, сказал старшему, Ахсару:
– Будем стеречь по очереди. Ты ложись сейчас и спи до полуночи. А с полуночи до утра будет твой черед. Согласился Ахсар, лег и заснул. Проснулся он в полночь и говорит брату: – Пусть бог простит мне, Ахсартаг. Я, кажется, проспал...
– Пока нет полуночи, поспи еще, – ответил ему Ахсартаг. Ахсар со сна и не разобрал, сколько времени, лег и снова уснул. Не спит Ахсартаг, сидит под яблоней, держит наготове лук и стрелу. И в час, когда ночь сменяется днем, словно птица какая-то прилетела в сад. Осветилась внезапно яблоня, и увидел Ахсартаг голубку возле чудесного яблока. И только сорвала она яблоко, как пустил стрелу Ахсартаг, и половина крыла голубки упала на землю, сама она, обливаясь кровью, неровно и низко пролетела над землей, а яблоко упало на землю. Тогда Ахсартаг разбудил Ахсара.
– Видишь капли крови?–сказал он брату.–Это я на яблоне нашей подстрелил голубку. Она улетела, но вот половина ее крыла. Низко, над самой землей летела она, оставляя кровавый след. Я должен пойти по этому следу – или поймаю ее, или погибну. Иначе я не могу поступить. Бережно завернул Ахсартаг в шелковый платок половину крыла голубки. Платок сунул за пояс, яблоко – за пазуху и, когда совсем рассвело, сказал Ахсару:
– Я ухожу искать эту погибельную птицу. Что ты мне скажешь?
– Я тоже пойду туда, куда ты,– ответил Ахсар.
Пошли братья по кровавому следу, привел он их к берегу моря.
– Он под воду ведет,– сказал Ахсар.
Ахсартаг сказал Ахсару:
– Я иду на дно морское. Жди меня здесь. Если волны вынесут на берег кровавую пену –значит, нет меня больше в живых, и ты возвращайся домой. Если вынесут волны на берег белую пену, то жди меня здесь ровно год.
– Хорошо,– ответил Ахсар и остался на берегу. Запахнул тогда одежду Ахсартаг, туго подтянул ее, ступил на дно моря и скрылся под водой.




Стены дома – из перламутра, полы – из голубого хрусталя, и утренняя звезда светит с потолка. Переступил Ахсартаг порог дома и увидел: сидят там семеро братьев и с ними две сестры, одна красивее другой. Словно золото, переливаются волосы девушек.
– Добрый день! Да будет счастье в вашем доме! – сказал Ахсартаг.
– Пусть добро будет долей твоей, – ответили ему.
Встали тут семеро братьев и две сестры и усадили Ахсартага. Трое, что постарше его, сели по одну сторону, четверо, что моложе его, сели по другую. Посмотрели они на Ахсартага и сказали:
– Подобного тебе гостя не было в нашем доме и никогда не будет. И надо бы нам радоваться твоему приходу и с честью встретить тебя, да не можем мы этого сделать, потому что в печали мы.
– Пусть Бог избавит вас от печали! Что за печаль у вас? И ответили ему братья:
– У нас три сестры, и повадилась одна из них, Дзерасса, на беду свою в сад нартов. Там за день созревало на яблоне золотое яблоко. А ночью превращалась в голубку сестра наша Дзерасса и похищала его. Не раз говорили мы ей: «Отважны юноши нартов, даже птицы боятся пролетать над ними. Не летай за яблоками». Но она не послушала нас. И пусть мечами друг друга зарубят нарты Ахсар и Ахсартаг! Они в эту ночь охраняли яблоню и ранили нашу Дзерассу. Только произнесли они имя сестры, как из соседней комнаты послышался стон.
– Кто это стонет? – спросил Ахсартаг. 
– Наша Дзерасса, о которой мы рассказали тебе. 
– Есть ли средство ее исцелить?– спросил Ахсартаг.
– Есть такое средство, – ответили братья. – Если приложить ее крылышко к прежнему месгу и дать ей отведать чудесного яблока нартов, будет она спасена. Иначе она погибнет.
– Как наградите вы того, кто вылечит вашу сестру? – спросил Ахсартаг.
– Замуж за того, кто спасет ее, выдадим мы любимую сестру нашу Дзерассу. Самим Богом суждена она только ему. И вот что сказал тогда Ахсартаг братьям:
– Я сын нарта Уархага. Ахсартаг мое имя. Крылышко ее у меня. Ранена она моей стрелой, я и вылечу ее. Приведите ее сюда. Радостью осветились лица братьев, и ответили они Ахсартагу:
– Тяжело больна сестра наша Дзерасса, не сможет она выйти к тебе. Ты сам переступи порог ее комнаты. И юноша переступил порог комнаты. Вот что увидел он. Лежит в постели девушка, волнами падают на пол ее золотые волосы. Солнце смеется на ее лице, луны блестят на ее груди. Повернулась она к Ахсартагу, и от счастья не сдержал он улыбки. Выхватил он из-за пояса шелковый платок, развернул его и наложил на рану Дзерассы половину ее крыла. Дал ей яблоко, отведала его Дзерасса и стала в семь раз краше, чем была.
Обрадовались семеро братьев и сестры их и выдали Дзерассу за Ахсартага. От одного сегодня до другого сегодня, а всего одну неделю справляли свадьбу Ахсартага и дочери Донбеттыра. Подобно солнцу и луне, сияли на свадебном пиру Ахсартаг и Дзерасса. Дни шли за днями, недели за неделями. Ахсартаг и Дзерасса жили в подводной стране Донбеттыра.
И вот наступил день, когда вспомнил нарт Ахсартаг о брате своем Ахсаре и загрустил. Сказал он Дзерассе:
– Нельзя мне больше жить здесь, должен я найти брата своего и вернуться домой. Услышав такие слова, обрадовалась Дзерасса:
– Если у тебя есть свой дом, то нам надо спешить туда. Не подобает мне дольше оставаться здесь. Ребенка ждала тогда Дзерасса и хотела, чтобы родился он в доме мужа. В заветный час выдернула Дзерасса из косы своей золотой волос, обвила им себя и Ахсартага, превратились они в рыб, сияющих перламутровой чешуей, и выплыли на поверхность моря.



В дремучем лесу, на берегу моря, построил себе Ахсар шатер из звериных шкур и ждал вестей о брате.
Однажды увидел он: вынесли волны белую пену. Обрадовался Ахсар: «Живым и веселым возвращается брат мой! Пойду-ка я на охоту, может, что добуду к его возвращению».
И пошел Ахсар на охоту.




– Где же мои сыновья? Неужели я их никогда не увижу? – так говорил старый Уархаг, и горе сгибало его, и могучая сила его надломилась.
А нартские юноши радовались тому, что не возвращаются Ахсар и Ахсартаг, везде и во всем превосходившие их. Стали они издеваться над сединами Уархага и назло приставили его бессменно пасти скот. Сердился Уархаг. Не раз в отместку угонял он нартские стада и топил их в море или бросал с вершины крутой скалы. И не показывался Уархаг в селении нартов – все горевал по своим сыновьям.




Вышли со дна морского Ахсартаг и Дзерасса и увидели на берегу шатер из звериных шкур. Вошли туда. Ахсар на охоте, шатер пуст. Заглянула Дзерасса в шатер, и все в шатре осветилось сиянием, исходившим от ее лица. Таким прекрасным показался Дзерассе этот шатер, что она сказала Ахсартагу: 
– Пока не посижу в этом шатре, не уйду отсюда.
– Хорошо, – ответил Ахсартаг, – ты посиди здесь, а я пойду поищу брата. А может, и поохочусь: мы, нарты, питаемся дичиной.
И пошел Ахсартаг искать брата. А тем временем Ахсар возвращался уже к своему шатру.
Разминулись братья.





Вернулся Ахсар к своему шатру, открыл дверь и увидел Дзерассу.
«О Бог богов! – сказал он сам себе. – Не отнимай у нас счастья нашего ни в пути, ни дома. Мог ли я думать, что Ахсартаг не только вернется живой, но и приведет в мой шатер свою невесту?» Взглянула Дзерасса на Ахсара и приняла его за своего мужа. Белокурые, высокие, искроглазые и широкоплечие братья были так похожи друг на друга, что только мать-земля да небожители могли различать их.
– Отчего ты так долго не возвращался? –спросила Дзерасса. Ахсар ничего не ответил.
– Что с тобой? Или ты не узнаешь меня? Ведь целый год прожили мы вместе под водой, в стране Донбеттыра! И убедился Ахсар, что перед ним жена его брата Ахсартага.     Долго ходил Ахсартаг, но ни Ахсара не нашел, ни зверя не встретил. А тем временем настала ночь, и он остался в лесу, так как не хотел возвращаться без добычи.
Дзерасса, принимая Ахсара за мужа, стала льнуть к нему, но видит, что тот отворачивается от нее.
Пришло время ложиться спать. Молча постелил Ахсар свою бурку, легли они на нее и накрылись буркой Ахсартага. Но чтобы не было у него близости с женой брата, вытащил Ахсар свой меч и положил его между собой и Дзерассой. Это так рассердило Дзерассу, что, обиженная, она встала с постели и грустная села поодадь. Дверь шатра открылась, вошел Ахсартаг. Он принес тушу убитого оленя и целое дерево с корнями и ветвями, чтобы разжечь костер.
Увидел он обиженную и печальную Дзерассу и спящего брата, и закралась ревность в его душу: что, если Ахсар совершил насилие над Дзерассой? И когда Ахсар проснулся, Ахсартаг разговаривал с братом нехотя и сердито. Ахсар понял, в чем заподозрил его брат. Как ему было тут не обидеться?
Выхватил он стрелу, пустил ее вверх и взмолился:
– Боже, пусть стрела моя взовьется двумя и вернется одной и вонзится в то место, которым я коснулся невестки своей, и пусть я умру от этого! Взвилась стрела, вернулась и попала в мизинец Ахсара. И он тут же умер. Тогда Дзерасса рассказала Ахсартагу все, как было. Отчаяние охватило Ахсартага: из-за него без вины погиб его брат! Выхватил он меч и, поставив его так, чтобы рукоятка упиралась в грудь Ахсара, а острие – в собственное сердце, всей тяжестью опустился на него. Меч вонзился в его сердце, и умер Ахсартаг.
Рвет на себе волосы Дзерасса, царапает свои щеки, бьет себя по голове и по коленям:
– О горе, что за черное горе постигло меня! Из-за меня погибли оба брата! В голос плачет-рыдает Дзерасса, эхом разносятся по горам ее причитания, и даже звери лесные затихли в глубокой печали, слушая, как она рыдает. Льет Дзерасса горючие слезы. Горе ее черной тучей низко нависло над телами братьев, подобно теплому дождю льются слезы Дзерассы на тела двух братьев. Села она между ними и до полуночи проплакала над телом Ахсара и от полуночи до утра– над телом Ахсартага.
– Что мне теперь делать с ними? Разве могу я оставить их тут, чтобы вороны выклевали их огненные очи, чтобы лисицы обглодали их стройные колена и румяные щеки? Похоронила бы я их, но как самой мне это сделать?
В это время Уастырджи – могучий дух на трехногом коне – с борзой собакой своей опустился с небес на землю. Услышал он голос Дзерассы, узнал из ее причитаний, что случилось.
Предстал он пред Дзерассой и сказал ей:
– О солнце солнц, украшение вселенной, о мой светлый мир и краса земли! Давно хожу я по твоим следам и вот застаю тебя в горе. Скажи, о чем льешь ты слезы? Что случилось с тобой?
– Как же не горевать мне! – ответила Дзерасса.  
– Вот два брата, из-за меня они погибли, и я не знаю, как мне их похоронить.
– О женщина!–ответил Уастырджи.
– Я, конечно, похоронил бы их, но ты должна стать моей женой.
И Дзерасса ответила ему:
– Почему бы мне не пойти за тебя замуж, после того как мы похороним мертвых?
Тогда Уастырджи слегка ударил по земле рукоятью плети своей, и тела обоих братьев опустились под землю. Высокое надгробье, из камней сложенное, известью скрепленное, поднялось над их могилой. Обняла тут Дзерасса последний раз их надгробье. И над ним поднялся красивый дворец.
Потом подошел Уастырджи к Дзерассе:
– Ну, теперь поедем. Садись на коня позади седла.
И Дзерасса сказала тогда Уастырджи:
– Посиди-ка ты здесь, а я пойду умоюсь вон там, на берегу моря. А то как пойду я с тобой? Ведь кровь запеклась у меня на щеках.
Уастырджи поверил Дзерассе, и она, достигнув берега моря, кинулась в волны и ушла вниз, в отцовский край, в страну Донбеттыра.
Ждет Уастырджи, и какие только мечты и желания не бродят в его голове! Но где же та женщина? Нет красавицы Дзерассы! Обманула она Уастырджи, и он запомнил этот обман.
– Подожди же, беда твоему очагу! – сказал Уастырджи.– В этом мире мне тебя не поймать, но куда ты денешься от меня в Стране мертвых? Разозлился Уастырджи, вскочил на своего трехногого коня и с борзой собакой своей поскакал по берегу моря. Стал он охотиться и разогнал свою досаду.




Дзерасса жила под водой, в доме родителей своих Донбеттыров.
Когда мать ее узнала, что Дзерасса ждет ребенка, сказала она Дзерассе:
– Иди, дочка, в Страну нартов. Кто не родится на их земле, того они своим никогда не признают.
И бедная женщина так поступила, как мать ей сказала. Поникнув головой, отправилась она в дальний путь. Тяжкие заботы одолевали ее.
«Если даже и дойду я до нартского селения, то кто приютит меня там?» – так думала она.
Вот и селение нартов. Идет Дзерасса по улице мимо ныхаса – того места, где собираются почтенные нарты. Как положено невестке, проходит мимо стариков Дзерасса: низко опустив голову, не поворачиваясь спиной к старикам. И удивились почтенные нарты: «Кто она такая? Почтительна к нам, словно невестка наша. Но все невестки наши здесь, в селении. Нет ни одной, которая гостила бы у родителей или из-за обиды совсем ушла бы к ним».
И старшие нарты сказали младшим:
– Подойдите к женщинам нашим и скажите им, пусть узнают: кто она такая, эта гостья?
Пошли младшие нарты и сказали нартским женщинам:
– Слушайте, невестки наши, благонравные, молчащие при старших, расспросите эту женщину: оттого ли молчит она, что она – наша невестка? И вы, наши почтенные матери, если она такая же почтенная мать, как и вы, то узнайте и скажите нам: кто она?
Окружили молодые женщины Дзерассу и стали спрашивать:
– Скажи нам, кто ты такая?
Ничего не ответила им Дзерасса и подумала про себя: «Я сказала бы им, кто я такая, но тогда старшие не услышат моего ответа от меня самой».
И старшие женщины, видя, что она ничего не ответила младшим женщинам, подошли к ней, спросили:
– Скажи нам: кем ты доводишься нартам?
И ответила им Дзерасса:
– Не спрашивайте меня все сразу. Если хотите узнать, кто я такая, пусть спросит меня одна из вас, и я отвечу ей.
И тогда отвела ее в сторону одна из почтенных женщин и сказала ей:
– Солнце мое, скажи мне: кем ты доводишься нартам? Доверяют мне в нартском селении, и ты тоже можешь довериться мне.
Взглянула Дзерасса на женщину и сказала:
– Неловко рассказывать мне, чья я и откуда. Стыдно мне нартской земли и перед вами стыдно, невестки нартов, – ведь старшими снохами приходитесь вы мне. Об одном прошу: отведите меня ко входу в родовую башню моего мужа.
– Но ведь ты видишь здесь множество башен. Кто же был тот, чье имя привело тебя сюда?
– Стыдно мне перед вами, – сказала Дзерасса. – Но нет у меня сейчас другого выхода, и приходится самой сказать о себе. Мужем моим был Ахсартаг, и прошу вас – только до нижнего яруса их башни, туда, где зимует скот, проводите меня.
И женщины передали почтенным нартам слова Дзерассы.
– Пришла эта женщина от тех наших родичей, возвращения которых мы ждем. Но с нею их нет.
Обрадовались почтенные нарты и сказали:
– Пусть так и будет. Если сами они не вернулись, то узнали мы об их участи. Не в старую башню Уархага и не только до нижнего яруса, а на самый верх башни Ахсартага, в почетные комнаты, проводите ее.
И тогда сказала Дзерасса:
– Не подобает мне сейчас быть там. Скоро придет время, когда я покажу вам новый отпрыск вашего рода. А пока мне спокойнее будет не на высокой башне, а в темном хлеву. Отвели ее женщины в хлев, и там родила Дзерасса двух сыновей- близнецов. Урызмаг и Хамыц – так назвали мальчиков.




За день на вершок, за ночь на целую пядь вырастали близнецы. А когда вышли они первый раз из родного дома на улицу и стали, играя, стрелять из луков, от свиста их стрел нарты попрятались кто куда. В это время Кулбадаг-ус, вещая женщина, послала по воду свою единственную дочь. Как только завидел девочку Хамыц, пустил он стрелу. В мелкие черепки превратился кувшин девочки, и стрела продырявила ей платье. Плача, вернулась она домой.
– Что случилось с тобой, чтобы матери твоей пережить тебя! Почему ты не принесла воды?
Ответила девочка матери:
– Это озорной Хамыц пустил стрелу, на мелкие черепки разбил мой кувшин и в тряпку превратил мое платье.
Дала женщина дочери другой кувшин и сказала ей:
– Иди снова и без воды не возвращайся. Да пойдет тебе впрок мое молоко и пусть передастся тебе хотя бы часть моего острословия! Но если ты не сумеешь достойно ответить ему – чтоб не видать тебе добра! Только вышла девочка из дома, Хамыц снова пустил в нее стрелу.
– Легко тебе пробовать на мне свою силу! – крикнула ему девочка. – Любая пичужка лесная сильнее меня. А если уж ты такой силач, так пошел бы лучше проведать деда своего Уархага, который иссох, бродя за нартским скотом. Услышав эти оскорбительные слова, мальчики в ярости изломали свои луки и стрелы. С шумом и грохотом, словно разбойники, ворвались они в свой дом и сказали матери:
– Мы идем на нихас нартов. Слышали мы, что жив один из наших дедов. Мы пойдем и отыщем его. Пришли на нихас сыновья Ахсартага. Мужчины всех трех нартских родов сидели там в то время.
– Да будет счастье на вашем нихасе!–сказали юноши.
– Пребывайте и вы в полном счастье! – ответили юношам почтенные нарты. – Узнали мы, что отец отца нашего, Уархаг, жив и пасет стада нартов. Просим вас, укажите, где он сейчас.
– Пусть проводит вас кто-нибудь из мальчиков, – ответили им нарты.
Идут они к своему деду, Урызмаг и Хамыц, земля дрожит под их ногами, камни осыпаются. Издали услышал Уархаг богатырские шаги Урызмага и Хамыца.
«Что за диво? – подумал Уархаг. – Нет в живых Ахсара и Ахсартага, а мне кажется, что я слышу их шаги».
И вот увидел он юношей.
– Эй, вы кто такие? – спросил он их.
И они ответили:
– Мы сыновья Ахсартага.
– Ближе, ближе подойдите ко мне. Только по тому, как сложены вы, кости ваши ощупав, могу я признать вас.
Подошли Урызмаг и Хамыц к Уархагу, обняли его, и стал Уархаг тихо, самыми кончиками пальцев ощупывать запястья их рук. Слезами наполнились его глаза, и сказал он: – Погибли сыновья мои Ахсар и Ахсартаг, но радуюсь я, что наш род не прервался. И юноши со слов матери своей рассказали деду о гибели его сыновей и о судьбе жены Ахсартага Дзерассы. Повел Уархаг мальчиков в свою старую башню. Впервые поднялись они наверх, в почетные комнаты башни, и видят: невозможно войти туда, так много там мусора. Тогда взял один из братьев деревянную лопату, другой взял метелку, и они вычистили и подмели хадзар – то священное место, где пылает очаг. Заблестел хадзар, и увидели все, что стал он в семь раз лучше прежнего. Поддерживая старика под мышки, свели его Урызмаг и Хамыц во двор, побрили его лохматую голову, сбрили ему бороду, и глянуло на внуков молодое лицо. Удивились братья, посмотрели друг на друга и сказали: – Да он еще совсем молодой, наш дед! Он может еще и нашу мать прокормить. – И приведя деда обратно в хадзар, они сказали ему: – Мы твои сыновья и отныне будем жить с тобой. Пока Урызмаг и Хамыц искали своего деда, Дзерасса жила в верхней части башни Ахсартага. Отыскав деда, братья отправились за матерью. Они привели ее в старую башню деда своего Уархага, и старый Уархаг взял Дзерассу себе в жены3.





Прошел год после женитьбы Уархага и Дзерассы. Скончался Уархаг, и только на год пережила его Дзерасса. Перед смертью сказала она своим сыновьям: – Когда я умру, должны вы первые три ночи оберегать мое тело, потому что не у доброго человека я в долгу и он не оставит меня в покое даже в Стране мертвых. Умерла Дзерасса, и положили ее в склеп. Настал первый вечер. Надел Урызмаг свои доспехи, взял свое оружие, встал у входа в склеп и до самого утра стоял на страже. Так же поступил он и на вторую ночь. На третий вечер сказал Хамыц брату своему Урызмагу: – Вместе воспитала нас наша мать, дозволь и мне в эту ночь охранять ее останки. Нетороплив и умен был Урызмаг. Легок в мыслях и вертляв был Хамыц, любил он поплясать и на сборищах молодежи. И ответил Урызмаг брату: – Если бы я мог надеяться на тебя, то не мне, а тебе, как младшему брату, надлежало бы все три ночи сторожить нашу мать. Обиделся Хамыц на слова Урызмага, надел доспехи, взял лук и стрелы и отправился к склепу. Стоит Хамыц у входа в склеп, – да и как же иначе? Но вот со стороны селения донеслись до него веселые застольные песни, шум пляски на свадебном празднике. И с досадой подумал Хамыц: «Погибнет тот, кто слушается умирающего! Кому нужно мертвое тело матери моей? Пойду-ка я лучше на свадьбу да погуляю там». Но только отдалился он от могилы, как склеп ярко осветился и вошел туда Уастырджи. Ударил он Дзерассу своей волшебной войлочной плетью. Ожила Дзерасса и стала в семь раз лучше, чем была при жизни. А уходя, Уастырджи снова ударил ее своей волшебной плетью, и жизнь опять покинула тело Дзерассы. Прошел год. Бедовый Сырдон проходил мимо склепа Дзерассы и услышал, что плачет там ребенок. Пошел Сыр-дон на нихас, где в то время собрались все три нартских рода. – Да будет мир на вашем нихасе и да будет счастливо ваше утро! – Пусть добро будет долей твоей, Сырдон! И сказал Сырдон: – Чудеса творятся на кладбище нартов: новорожденный плачет в склепе. Выше всех на месте старшего сидел на нихасе Урызмаг. Услышав слова Сырдона, подумал он: «Не уберег, видно, легкомысленный брат мой в ту ночь нашу мать...» Вскочил Урызмаг и быстро пошел на кладбище. Вошел он в склеп, где лежало тело Дзерассы, и вынес оттуда новорожденную девочку. Шатаной назвали девочку. Когда прошел месяц, была она как годовалая, а когда прошел год, ей можно было дать три года. И была она так мудра и красива, что от света лица ее темная ночь превращалась в день, а слова, сказанные ею, были прямее солнечных лучей и острее меча.


Возмужал Урызмаг и взял в жены красавицу Эльду из нартского рода Алагата. А за это время подросла и Шатана. За месяц вырастала она как за год, а за год вырастала словно за три года. Красавицей стала Шатана, равной не было ей среди нартских девушек. Стройная, искроглазая, как ангел, повернется – словно стрела пролетит, голос – как соловьиная песня, слово скажет в ответ – будто мать тебя обласкала, рука ее щедра и хлебосольна. А хлеб, что она испечет, таков, что крошка одна утоляет голод и пьянит, как алутон, хмельной напиток нартов. Пришло ей время выходить замуж.
Задумалась Шатана: «Вышла бы я замуж, но как мне узнать, кто мой суженый?» Взглянула на землю, взглянула на небо, но даже среди духов небесных и духов земных никого не нашла доблестнее и умнее Урызмага. И не могла она ослушаться своего сердца. «Или быть мне женой Урызмага, или совсем не выйду я замуж», – решила она. Легко решить, а трудно совершить. Самой признаться Урызмагу она робеет, а чужим устам поручить это признание не хочет. «Что делать? Придется показать ему свое дерзкое лицо». И вот как сказала она Урызмагу: – Урызмаг, разве кто-нибудь отдает на сторону свое добро? Разве не жаль отдавать меня замуж в чужой род? Быть тебе моим мужем. Иначе не будет. Загорелись от стыда уши Урызмага, волосы на голове поднялись дыбом. – Забудь об этом! –ответил он ей.–Как тебе только не стыдно? Совершив такое, как покажу я нартам свое лицо? Долгое ли, короткое ли время прошло после этого, но вот собирается Урызмаг в дальний поход – год ему быть в отъезде. И сказал он молодой жене своей Эльде: – Когда вернусь я через год, будут приходить к нам люди, поздравлять меня с тем, что невредимым прибыл я из похода. Смотри не опозорься, приготовь к тому времени достойное угощение. Идет год к концу. Подходит пора Урызмагу возвратиться. Ронг, чудесный нартский напиток, стала готовить Эльда к возвращению мужа. Сварила она ронг, но когда влила в него закваску–что тут делать?!–не бродит ронг. Не знала Эльда, что это Шатана мудростью небесной и земным колдовством не дала ему забродить. Встревожилась Эльда и побежала к Шатане. – Девушка, девушка, из мужнего рода девушка... Настало время мне опозориться: не бродит мой ронг. Ведь если не приготовлю я угощения, брат твой, увидев меня беспомощной, убьет меня. Будет сердиться – это мне хуже смерти. – А какое мне до того дело? – ответила Шатана. Мечется Эльда между ронгом незабродившим и комнатой Шатаны и стонет: – Что делать мне, злосчастной? Тоньше волоска душа моя стала! Гибель моя подошла! Довела Шатана невестку свою до отчаяния, убедилась, что больше смерти боится она мужа своего, и сказала: – Слушай, красавица Эльда, хочу подшутить я над Урызмагом. Одолжи мне на одну ночь свадебную твою одежду и головной платок, и сделаю я так, что ронг твой станет бродить. Согласилась невестка. Приготовила Шатана другую закваску, сама заквасила ронг, и забродил он. Вернулся Урызмаг. Весело пили нарты, хвалили ронг и Урызмага поздравляли с благополучным возвращением. Окончился пир, гости разошлись по домам. И тут же Шатана надела на себя свадебную одежду Эльды, вошла в комнату Урызмага, и он принял ее за жену свою. – Девушка из рода Алагата, ты стала лучше, чем в первую ночь. – Таковы все девушки нашего рода, – не растерявшись, ответила Шатана. Пришло время рассвета. Но снова мудростью своей небесной и земным колдовством зажгла Шатана луну и звезды на потолке комнаты. – Не пора ли вставать? – спросил Урызмаг. – Далеко еще до рассвета, – ответила Шатана. – Посмотри наверх, звезды и луна светят нам. Захотела Эльда прийти ночью к мужу, толкнула дверь – заперта дверь. По всему пустому дому бегала она. Снова стучалась в запертую дверь – не открывалась дверь. От злости разорвалось ее нежное сердце, и умерла Эльда. Узнав о смерти невестки, согнала Шатана с потолка подобия ночных светил. Настал светлый день, и тогда разбудила она Урызмага: – Вставай, день настал. Увидев перед собой Шатану, остолбенел Урызмаг. – Неужто это ты, Шатана? – спросил он. – А кто пробыл с тобой эту ночь? Что было делать Урызмагу? С почестями похоронили Эльду. – Опозорила ты меня, Шатана, – упрекал Урызмаг.–Как будем мы жить с тобой среди нартов? С каким лицом покажемся мы им? Ведь они срамить нас будут! – Людская хула только на два дня,–ответила ему Шатана. – Не велик этот позор. Делай, как я говорю, и позор наш будет забыт. Сядь задом наперед на осла, три раза проезжай мимо нихаса и потом расскажи мне, что говорили о тебе сидевшие на нихасе. Сделал Урызмаг так, как научила его Шатана. Когда увидели нарты, что едет Урызмаг задом наперед на осле, взрослые и дети, старые и молодые – все от смеха падали на землю и катались по ней. Так было, когда Урызмаг поехал мимо нихаса первый раз. Но когда вернулся он обратно и поехал второй раз, то только самых смешливых рассмешил он, многие даже и не взглянули на него, а некоторые погоревали, что вот, мол, Урызмаг был наставником нартов, а сейчас сошел с ума. Третий раз поехал Урызмаг, и теперь уже ни одной улыбки не вызвал он. И сказали многие из почтенных нартов, сидевших на нихасе: – Не зря сел наш Урызмаг на осла задом наперед – верно, кроется за этим какая-нибудь хитрость. Вернулся Урызмаг домой и рассказал обо всем Шатане. – Ну вот, – сказала Шатана, – и с нашим делом так же будет. Сначала посмеются немного, ну а после привыкнут. Так стала Шатана женой Урызмага.



УРЫЗМАГ И ХАРАН-ХУАГ

Часто уходил в походы нарт Урызмаг. И вот однажды был он долго в отъезде и не встретил никого и не нашел ничего. Но не мог нарт позволить себе вернуться домой с пустыми руками. И заночевал он в темном лесу. Было уже около полуночи, когда ему приснилось, будто схватил его орел Черной горы, поднял вверх и бросил в ярко горящий костер. От испуга проснулся Урызмаг и вскочил. «Что за сон?–удивился он.–Что он предвещает?» И вдруг увидел свет в глубине ущелья. Урызмаг пошел на свет, и вот перед ним шалаш. Внутри его на горячих углях сами собой вертятся шампуры, жарятся на них шашлыки, и тут же на трехногом столике – три пирога с сыром и рядом кувшин с ронгом, а возле них – рог для питья. Очень голоден был Урызмаг, взял шашлыки, разрезал их, налил полный рог ронга и вознес молитву: – Сделай, господи, так, чтобы я здоровым прибыл домой! И только попросил он о своем здоровье, как мигом шашлыки превратились в здорового взрослого мужчину, пирог развернулся большим полем, засеянным пшеницей, а вместо ронга забил родник. От удивления в неподвижности застыл Урызмаг. А мужчина спросил его: – Что с тобой, добрый человек? По виду ты похож на нарта, так почему же ты удивляешься? – Как же мне не удивляться? Всякий, кому я захочу рассказать о том, что сейчас случилось, мне не только не поверит, но еще будет надо мной насмехаться. – Это еще не диво, нартский муж, а диво то, что делает с людьми Харан-Хуаг. Это он меня превратил в шашлыки и сказал, что пока обо мне не вознесет молитву нарт, пусть меня люди едят в виде шашлыков. Наверное, ты и есть мой дух-избавитель. И вот я благодаря тебе спасен. Теперь идем ко мне домой, будь моим гостем. – Нет, добрый человек, я не пойду за тобой, пока не узнаю, какие еще чудеса творит Харан-Хуаг. – Ты все узнаешь, если пойдешь со мной. Пошел Урызмаг за мужчиной, им спасенным. Вот и дом его. Вышла к ним навстречу его жена, обвила руками спасенного мужа, а от радости у нее из глаз слезы льются. Зашли в дом, и – о диво! Стены дома – из чистого перламутра, потолок выложен из красного стекла. Урызмага усадили на почетное место – на мягкое кресло возле очага. Мгновенно поставили трехногий столик, и на нем появились всевозможные яства и напитки. Но Урызмаг ни к чему не притронулся. – Что с тобой, нартский человек? Почему ты ничего не ешь? – спросил хозяин. – Таков наш обычай, – ответил Урызмаг. – Нужно знать того, с кем ешь хлеб-соль. А мы друг друга не знаем. – Эх, нартский человек, или ты не узнал меня? Я племянник Уастырджи Бигар. Уастырджи, брат моей матери, издавна благосклонен к нартам и во всем держит их сторону. Ну, а как тебя зовут? – Я нарт Урызмаг, старший из нартов. И Уастырджи я хорошо знаю. Бигар и раньше слышал об Урызмаге, но в лицо его не знал. А услышав, кого он угощает, Бигар не знал, куда посадить Урызмага. И так же ухаживала за ним жена Бигара. – Спасибо тебе, что ты спас моего мужа, – приговаривала она. Урызмаг был очень доволен таким приемом и после трапезы спросил: – А что отец ваш? Он умер давно? – Недавно он умер, его погубил Харан-Хуаг, – ответил Бигар. – За что? – Об этом будет долгий разговор, но раз уж мы сели за одни стол, то я все тебе расскажу. Харан-Хуаг питается человеческой кровью. Есть у него войлочная плеть, которую он никому не показывает. Но если рассердится на кого-нибудь и ударит этой плетью, то может превратить во что угодно. У моего отца были хорошие виноградники, а вот взгляни туда – Харан-Хуаг превратил их в заросли кустарника, а весь наш скот – в кучу камней. За это и называют его Харан-Хуаг, что значит «ненасытный». Чем больше он ест, тем голоднее становится. Так, без передышки, наполняет он свою утробу, подобно горной мельнице, которая вертится без остановки. А живет поблизости, вон за тем пригорком. И никто не смеет к нему подойти. Однажды вышел он на охоту и, встретив там на беду моего отца, сказал ему: – Что-то захотелось мне попить. Отрежь свой палец, я пососу твоей крови. – Зачем тебе пить человеческую кровь? – сказал отец. – Выбирай из моего скота овец, сколько тебе угодно, зарежь и напейся крови. И тут Харан-Хуаг рассердился и превратил отца в тот белый надгробный камень, мимо которого мы только что проходили. Это и есть мой отец. «Что тебе сделал мой отец?»–спросил я Харан-Хуага. И вместо ответа он заклял меня: «Иди, и пусть тебя самого едят люди. Пусть вода твоя будет им питьем, хлеб твой – им едой». Ты видел сам, что nm все это выполнил. Но потом он еще добавил: «Будет так, пока не освободит тебя молитва нарта. А до этого ты не вернешься домой». Теперь ты спас меня, Урызмаг, ты мой дух-заступник! Удивила Урызмага эта история. Помолчал он и сказал Бигару: – Укажи мне его дом, я отомщу ему за тебя и за всех людей. Пообедали они, отдохнули, и после этого Бигар указал Урызмагу дом Харан-Хуага. Потихоньку вошел Урызмаг в дом и застал хозяина спящим. Войлочная плеть лежала у него под головой. Урызмаг выхватил эту волшебную плеть из-под головы ненасытного и крикнул: – Харан-Хуаг, вставай! Вскочил Харан-Хуаг, а Урызмаг стегнул его войлочной плетью и сказал: – Превратись в козу паршивую. Превратился Харан-Хуаг в паршивую козу, кинулся в лес, где его и зарезали волки. А Урызмаг вернулся к Бигару, ударил войлочной плетью белый надгробный камень, и отец Бигара принял свой прежний вид. Очень обрадовался Бигар! А народ, живший в той местности, богато одарил Урызмага, и, забрав подарки, Урызмаг вернулся домой. Пригласил он нартов, и три дня длился пир в доме Урызмага и Шатаны.



УРЫЗМАГ И КРИВОЙ УАИГ

Однажды, когда Урызмаг был в походе, собралась молодежь всех трех нартских родов на нихасе, и завели они разговор, кто среди нартов лучший из мужчин и кто лучшая из женщин. Долго спорили они и никак не могли прийти к согласию. Иной и видно, что ни на что не годен, а тоже хвалится: «Я наилучший среди нартов». Узнала об этих спорах Шатана и сказала им: – Пошли бы вы к старой мудрой женщине Кармагон да спросили бы ее. Она скажет вам, кто лучший из нартов, а кто худший. Вот пошли юноши к старой Кармагон и пригласили ее на нихас. – Ради Бога вашего, оставьте меня в покое, нартские хвастуны. Какой я судья в ваших спорах? – ответила им Кармагон. – Не оставим мы тебя в покое, пока ты не скажешь нам, кто из нартов наилучший из мужчин и кто наилучшая из женщин. Внимательным взглядом обвела всех Кармагон и сказала: – Вижу я здесь хороших людей, вижу сильных людей, пусть удачны будут ваши доблестные дела! Но сколько ни смотрю я на вас, лучших здесь не вижу. – Кто же они, лучшие из нартов? Все же скажи нам! – требовала молодежь. – Наилучший из мужчин – Урызмаг, а наилучшая из женщин – Шатана, – так ответила им Кармагон, когда они уж очень ей надоели. Рассердилась нартская молодежь. Обидными словами обругали они старуху и прогнали ее с нихаса. На другой день вернулся из похода Урызмаг. Пожаловалась ему Шатана: – Вчера наши озорники из трех нартских селений пригласили на нихас старую Кармагон и там обидели ее. Разгневался Урызмаг и пошел навестить Кармагон. – Что случилось с тобой, Кармагон? – Пусть несчастья будут уделом этих нартских хвастунов, – сказала Кармагон. – Пришли они вчера ко мне, позвали меня на нихас и стали спрашивать: «Кто в селении нартов из мужчин наилучший и кто наилучшая из женщин?» И сказала я им: «Наилучший из мужчин – Урызмаг, а из женщин наилучшая – Шатана». После этого они обругали меня и прогнали с нихаса. Ничего не сказал Урызмаг, вернулся к себе домой и лег спать. Рано встал он на следующее утро, призвал глашатая и сказал ему: – Иди и прокричи4, чтобы знали все три рода нартских: «Выследил Урызмаг стадо на Черной горе, и пусть тот, кто настоящий мужчина, пойдет с ним за этой добычей!» Да громче кричи, чтобы потом никто не сказал, что не знал он об этом походе! Пошел глашатай и прокричал так громко, что услышали его все три нартских рода: – Урызмаг на Черной горе выследил стадо! Кто настоящий мужчина, пусть идет вместе с ним за этой добычей! А кто побоится пойти, пусть не говорит потом, что не знал он об этом походе! И повел Урызмаг за добычей на Черную гору молодежь всех трех нартских родов. А старая Кармагон испекла в эту ночь три медовые лепешки5 и стала молиться над ними: – Бог богов, мой Бог! Пошли снега небывалые и спусти с гор свои вечные льды, чтобы поняли нартские хвастуны, кто из нартов наилучший мужчина! И снег шел всю ночь. Такой выпал снег, что ни пройти, ни проехать. Сперва Урызмаг вел нартов по берегу Белого моря, потом поднялись они по берегу Черного моря. И стали нарты один за другим отставать от Урызмага. Кряхтя и охая, еле добрались они обратно до своих очагов. Только один Урызмаг дошел до Черной горы и увидел, что большое стадо овец по-прежнему пасется на ней. Подошел он ближе, но не видит нигде ни пастуха, ни шалаша пастушьего, только вожак козел водит овец. Необычное это стадо: каждая овца чуть меньше молодого бычка, а вожак козел ростом с верблюда. – Зарежу-ка я одну из этих овец себе на ужин, – сказал Урызмаг и, бросившись в стадо, схватил за ногу одну ярку. Стала ярка вырываться, долго волокла она по земле Урызмага. Губы разбил Урызмаг о камни, и все же под конец вырвалась она. – Силой их не одолеть, – сказал Урызмаг. – Надо их выследить, может, что-нибудь придумаю. К вечеру стадо отправилось в путь. Ведет его вожак козел, а Урызмаг следует за стадом. Видит Урызмаг, что входят овцы в большую пещеру. Урызмаг вошел за ними следом. Только улеглись овцы,как в пещеру, посвистывая, вошел одноглазый великан – кривой уаиг. На плече он нес огромное ветвистое дерево, с корнями вырванное из земли. Ударил уаиг дерево о землю, и в щепки рассыпалось оно. Крупны для лучины, но мелки для растопки были эти щепки. Испугался Урызмаг, увидев уаига, но что было делать ему? Набрался он мужества и сказал уаигу: – Добрый вечер, хозяин! – Будь здоров, горный птенчик! – ответил ему уаиг. – Какой бог тебя сюда занес? – Я человек бродячий и зашел сюда сам. Завалив выход в пещеру огромной каменной плитой, одноглазый уаиг развел огонь. Своей длинной пастушеской палкой с крючком на конце поймал он за ногу одну из овец, зарезал ее, разрубил на две равные части и бросил мясо в кипящий котел. Пока мясо варилось, уаиг растянулся у огня и уснул, наполнив храпом пещеру. Сидит Урызмаг, ждет. Когда сварился ужин, проснулся великан, снял с огня котел и достал из него мясо. Одну половину взял он себе, другую положил Урызмагу: – Покушай, гость. Поужинали они вместе, – как же иначе? Поблагодарил Урызмаг уаига, и легли они спать. Настало утро, отвалил уаиг каменную плиту от выхода, расставил ноги, встал у входа и сказал ласково козлу-вожаку: – Бодзо, мой любезный, гони-ка овец на пастбище, хорошо выпаси их, а вечером в целости пригони обратно. Первым прошел между ногами великана козел-вожак, а за ним одна за другой потекли овцы. Великан всех их пересчитал, после этого вышел сам и снова завалил выход каменной плитой. Остался Урызмаг один внутри пещеры. Не раз в течение дня пытался он отвалить от выхода плиту, но даже шевельнуть не смог ее. Пришел вечер. Возвратился уаиг, отвалил плиту, впустил в пещеру свое стадо и опять закрыл вход в пещеру каменной плитой. – Только одну ночь гость считается гостем, – сказал уаиг Урызмагу. – Сегодня пришел твой черед готовить ужин. Посмотрим, что ты нам приготовишь. – Из чего приготовлю я ужин, когда нет у меня ничего? – Что ж, тогда я сам приготовлю ужин, – сказал уаиг. Взял он свой двухконечный вертел-самоверт, пронзил двумя его концами колена Урызмага и приладил его над огнем. – Ты будешь поджариваться, а я пока отдохну, – сказал уаиг, лег на спину, растянулся и тотчас же захрапел. Увидел Урызмаг, что уснул уаиг, уперся ногой в очажный камень, ухватился рукой за надочажную цепь, и весь опаленный, стиснув от боли зубы, напряг все свои силы и стащил себя с вертела. Взял Урызмаг вертел в руки, раскалил его докрасна и вонзил его в единственный глаз уаига. С ревом вскочил великан, стал он шарить вокруг себя – искать Урызмага. Но зачем было Урызмагу оставаться возле уаига? Бросился он в середину стада и спрятался среди овец. Ласками и обещаниями подманивает его к себе уаиг, угрожает ему, но не слушает его Урызмаг. Снова стал ловить уаиг Урызмага, но где ему, слепому, поймать зрячего? Замучился уаиг и сказал Урызмагу: – Я узнал тебя по твоим хитрым уловкам, нарт Урызмаг. Все равно нет мне теперь жизни, слепому. Вот в этом кольце скрыта вся моя сила и все мое счастье. Надень на руку это кольцо – и вся моя сила и все мое счастье перейдут к тебе. Бросил уаиг кольцо на землю. С радостью схватил его Урызмаг. Но только очутилось на его пальце кольцо уаига, как сразу стало оно громко кричать: – Он здесь, он здесь! Теперь уаигу легко было гоняться за Урызмагом. Куда бы ни бежал Урызмаг, кричало кольцо: «Он здесь, он здесь!» – и великан яростно кидался на Урызмага. На волос от гибели был Урызмаг, но Бог послал ему свою милость: увидел Урызмаг топор в углу пещеры, схватил он топор, положил палец свой на чурбан, и – пусть с твоим врагом случится то же самое! – палец с кольцом отскочил в одну сторону, а Урызмаг кинулся в другую. – Здесь он, здесь он! – кричало кольцо. Подбежал уаиг, наткнулся на чурбан и вмиг испепелил чурбан, так велика была злость великана. Схватил он палец и от ярости проглотил его вместе с кольцом. Понял уаиг, что побежден, и, успокоившись, сказал Урызмагу: – Все равно погибла твоя голова. Не уйти тебе отсюда, ведь только между моими ногами можешь ты выйти из пещеры. Стал Урызмаг думать, как бы уйти из пещеры. А ночью когда пещера снова наполнилась храпом, зарезал Урызмаг вожака Бодзо и ловко содрал с него шкуру, так, что даже рога остались на ней. Всю ночь жарил он шашлыки из козлятины. Когда пришло утро и настало время выпускать овец на пастбище, отодвинул уаиг каменную плиту, расставив ноги, встал у выхода из пещеры и ласково сказал козлу: – Выходи, Бодзо, мой добрый козел, единственное мое упование! Веди сейчас на пастбище свое стадо, собери его к вечеру и приведи обратно. Тут Урызмаг надел на себя шкуру козла и пошел впереди овец. Когда он подошел к уаигу, то повыше приподнял рога, ощупал их великан кончиками своих пальцев и выпустил Урызмага из пещеры. Следом за Урызмагом пошли овцы, всех их бережно пересчитал уаиг. Когда вышло из пещеры все стадо, скинул с себя Урызмаг козлиную шкуру и крикнул уаигу: – Эй, слепой осел! Теперь сколько хочешь кричи «Бодзо, Бодзо»! Так же как лишился ты стада, так же лишиться бы тебе всего добра своего! Рассвирепел уаиг и выскочил из пещеры. Но забыл он в ярости, что над глубокой пропастью его пещера. Сослепу грохнулся он в бездну и разбился насмерть. Пригнал Урызмаг стада уаига в селение нартов, позвал глашатая и велел ему прокричать, что всех, кто ходил с ним в поход, зовет он делить с ним добычу. И старую Кармагон тоже велел пригласить. Было это вечером, в рано утром, чуть свет, собрались все нарты. Видят они – делит Урызмаг добычу и одну лишнюю долю отделяет. Переглядываются нарты, невдомек им: для кого эта лишняя доля? Взял каждый то, что ему полагалось, а одна часть осталась. И сказал Урызмаг, обращаясь к старой Кармагон: – А это тебе, Кармагон, за то, что тебя обидели. Взяла Кармагон свою долю. Но разве могла промолчать она? И, обратившись к нартской молодежи, Кармагон сказала: – Вот и вышло по-моему: Урызмаг – лучший из нартов! И согласилась кичливая нартская молодежь: – Да, Урызмаг – лучший из нартов.



КАК УРЫЗМАГ РАЗВОДИЛСЯ С ШАТАНОЙ

Разгневался однажды Урызмаг и сказал жене своей Шатане: – Именем Бога прошу тебя, возвратись в свой родительский дом. Возьми с собой все, что пожелаешь, – любые сокровища, которые привлекают твое сердце, только уходи от меня: невмоготу мне больше жить с тобой. – Вот и хорошо, – сказала Шатана. – Разве могу возражать я против того, что велит муж мой, данный мне судьбой? Твою волю я исполню, но и ты выполни мою последнюю просьбу. Всю жизнь прожила я с нартами, делила с ними хлеб-соль. Давай устроим прощальное пиршество: хочу я в последний раз поднести нартам свою почетную чашу. Согласился Урызмаг, устроил прощальный пир. Что за стол накрыла для нартов Шатана! Самые лучшие напитки и яства вынесла она из кладовых. Семь ночей и семь дней просидели на пиршестве нарты, а когда стали они расходиться, сказала Шатана младшим нартам, что прислуживали на пире: – Плохо потчевали вы хозяина нашего, он совсем еще трезвый. Поднесите-ка ему с ласковым словом почетную чашу. И стали подносить ему младшие нарты одну за другой почетные чаши. И до этого немало выпил Урызмаг, но выпив почетные чаши, совсем опьянел и погрузился в хмельной, безмятежный сон. После этого младшие нарты тоже разъехались по домам. Тогда самых откормленных быков запрягла в большую повозку Шатана, самой мягкой сухой травой выложила она повозку, постелила поверх травы постель, накрыла ее ковром и положила на ковер сонного мужа. И повозка двинулась со двора. Ничего больше не взяла она с собой, все богатства оставила дома. Когда выехали они на равнину, отрезвел Урызмаг и проснулся. Видит: сидит возле него Шатана, лопухом отгоняет мух от его лица, покрикивает на быков и подгоняет их березовой хворостиной. Удивился Урызмаг, не понял: что это еще за диво! – Будто мы едем куда-то? – спросил он Шатану. – Я вижу, забыл ты, что прогнал меня из своего дома, вот я и возвращаюсь в родительский дом. – Это я помню, – сказал Урызмаг. – Но меня-то куда ты везешь? – Прогоняя меня, ты сказал: «Возьми из нашего дома то сокровище, которое всего больше привлекает твое сердце». Нет у меня сокровища дороже тебя. Вот я и везу тебя, а все остальное пусть останется. – Ну и беса схватил я в жены! – улыбаясь, сказал старый Урызмаг. Помирился с женой Урызмаг, вместе вернулись они в свой дом и продолжали там жить в любви и согласии.



БЕЗЫМЯННЫЙ СЫН УРЫЗМАГА

Пришел в Страну нартов голодный год. Хлеб не уродился, трава не выросла. Гибли нарты от голода, пали они духом, потеряли веру в свои силы. Прославленные нартские юноши, столь отважные раньше, до того обессилели, что с утра до вечера спящие валялись на нихасе, а если и просыпались, то только и слышно было, как вспоминают они о пирах, о жирной доле при дележе скота, что у недруга угнан. Добрый меч, славный лук и стрела – никто не вспоминал о них. Была у Сырдона наглая сука, и случалось в то время, что прибегала она на нихас, прыгала через головы спящих нартов: кому рот оближет, у кого обувь сгрызет или перегрызет пояс – жаль было глядеть на все это! Пришел однажды Урызмаг на нихас и видит: словно на поле битвы, лежат отважные, стройные юноши, и сука Сырдона совершает над ними свои мерзости. Гневом всколыхнулось сердце Урызмага, швырнул он в суку свою палку из слоновой кости, и, ударившись о камень, сломалась палка. Урызмаг, собрав обломки, разгневанный, вернулся домой. Бросил он на пол обломки своей палки, всей тяжестью тела опустился в кресло, и затрещало под ним его кресло из слоновой кости. – Почему так потемнели дуги твоих бровей? Почему ты разгневанный сел на свое кресло, хозяин головы моей?–спросила Шатана. – Что случилось с тобой? Кто тебя обидел? – Никто не обидел меня, – грустно ответил ей Урызмаг. – Но как не сокрушаться мне, когда вижу я, что совсем пала духом наша молодежь! Не пристало им целые дни валяться на нихасе, и не могу видеть я, как наглая сука Сырдона скачет через головы доблестных юношей нартских: кому губы оближет, кому обувь обгрызет, кому перегрызет ремень на пояснице. Все спят, и никто не в силах даже прогнать ее с нихаса. Хозяйка наша, я бы жизни своей не пожалел, только бы досыта накормить нартов, так, чтобы горячая кровь снова заструилась по их жилам и чтобы опять крепки стали их сердца. – Не печалься, – сказала Шатана, – иди зови всех! Кладовые наши полны еды и напитков, – всех накормлю я, как одного человека! И повела Шатана Урызмага по своим кладовым. Одна кладовая полна пирогами, в другой от земли до потолка высятся груды вяленого мяса, в третьей хранятся напитки. – Видишь, когда оказывали мне честь нарты и долю мою присылали с нартских больших пиров, я все сберегала – и вот пригодилось! – сказала Шатана6. Сбежали тучи с лица Урызмага, и сказал он Шатане: – Да здесь столько еды, что всем нартам не съесть ее за неделю. Приготовься к пиру, наша хозяйка! Позвал Урызмаг глашатая, досыта его накормил и велел ему: – Иди и прокричи нартам изо всех сил своих: «Кто в силах ходить, тот пусть сам придет, кто не может прийти, того принесите. У кого есть в колыбели ребенок, тот пусть принесет в колыбели ребенка. Будет пир у нарта Урызмага Ахсартаггата, и всех нартов зовет он к себе!» И повсюду прошел глашатай и громко прокричал: – 0 нарты! Кто в силах ходить, тот пусть сам придет, кто сам не может прийти, тому помогите прийти! У кого есть в колыбели ребенок, тот пусть принесет в колыбели ребенка. Торжественный пир будет у нарта Урызмага Ахсартаггата, и всех нартов зовет он к себе! Услышав эту весть, повалили нарты в дом Урызмага. Все от мала до велика собрались у него. Расставлены были столы в доме Урызмага, и день за днем пировали нарты. Урызмаг, соблюдая достоинство хозяина, сидит на самом почетном месте. Щедрая хозяйка Шатана ухаживает за гостями, от яств столы гнутся, напитки рекой льются. Урызмаг один за другим произносит тосты. Когда начал во время пиршества потухать огонь в очаге, встал Урызмаг со своего кресла и вышел во двор, чтобы наколоть дров. Наколол и только хотел он собрать их, как слетел с Черной горы огромный мохнатый черный орел, схватил он Урызмага в свои когти и унес его. Долго он нес Урызмага над морем и далеко от берегов опустил его на одинокую скалу. Только море вокруг, ни гор, ни деревьев, ничего живого не видно, кроме синих вод. Стал тогда жаловаться на свою судьбу Урызмаг. Увидел он, что верная гибель ждет его здесь, и несчастным называл он себя. Весь день просидел он на скале, оглядываясь кругом, но пустынно было море. Настал вечер, пришла ночь, и вдруг увидел он, что из- под воды, из-под большой подводной скалы, пробивается свет. – Будь что будет, но должен я узнать, что там за диво, – сказал Урызмаг. Сполз в воду, сдвинул скалу – и вот дверь перед ним. Открыл дверь Урызмаг, и три девушки, одна красивее другой и одна другой стройнее, выбежали к нему навстречу. – Пусть счастье принесет приход твой в наш дом, Урызмаг! Пусть счастье принесешь ты, родич наш! Войди и будь нашим гостем! – радостно говорили девушки. Вошел в дом Урызмаг и увидел почтенную старую женщину. – Да будет счастье в вашем доме! – сказал он ей. – Будь здоров и счастливым прибывай к нам! – ответила ему старая хозяйка и пригласила его сесть в кресло. Сел Урызмаг, огляделся и видит, что пол под его ногами из голубого стекла, перламутром выложены стены и утренняя звезда горит в потолке. Дивится Урызмаг: что за чудеса в морских глубинах? И понял он, что попал к родичам своим донбеттырам. Увидел Урызмаг: бегает по дому маленький мальчик, и так легко и резво бегает, что глаза не успевают следить за ним. Не мог Урызмаг наглядеться на мальчика, и радость наполнила его сердце. «Счастлив тот, чьим сыном являешься ты», – подумал он. – Солнце или ненастье привело тебя в нашу страну? Давно жаждем мы видеть тебя, – ласково сказала Урызмагу старушка. Урызмаг туг совсем приободрился и подумал, что не пришел еще ему конец, если и на дне моря нашлись у него родичи, жаждущие видеть его. Стал он рассказывать им, как попал в Страну донбетгыров, а девушки тем временем готовили для него угощение. Привели откормленного барана и просили, чтобы Урызмаг сам зарезал его. Разожгли девушки резвый огонь, и не успел Урызмаг оглянуться, как перед ним был накрыт обильный стол. Раньше чем приступить к еде, Урызмаг, по обычаю нартов, поднял на мече своем кусок мяса, Богу предназначенный, и вознес молитву. А когда закончил он молитву, то, по обычаю, обратился ласково к мальчику: – Подойди ко мне, мое солнышко, жертвенного мяса отведай. И, держа мясо на острие меча, Урызмаг протянул его мальчику. Быстро подбежал малютка и вдруг споткнулся и упал на меч. Острие меча пронзило сердце мальчика. Словно подкошенный цветок, упал он. Содрогнулось несколько раз его маленькое тельце, и улетела прочь младенческая душа. Печаль охватила Урызмага и всю семью донбеттыров. С плачем унесли девушки тело малютки. «Что за горе обрушилось на мою голову! Несчастным рожден я на свет!»– в отчаянии подумал Урызмаг. И, видя, что не притрагивается он к угощению, сказала ему старая женщина: – Тебе нужно поесть, Урызмаг. Того, что случилось, теперь не поправишь. Все свершилось по воле Бога. Но не до еды было Урызмагу. Встал он печальный и ушел тем же путем, каким пришел сюда. Уходя, он долго слышал, как оплакивали женщины безвременно погибшее дитя. Только вышел Урызмаг из воды и очутился снова на той же одинокой скале, как огромный черный орел опять появился в небе. Снова схватил он Урызмага в свои когти, долго носил его и опустил там, откуда унес. Собрал Урызмаг наколотые им дрова и, печальный, принес их в хадзар. Увидел он, что продолжается пиршество и никто не заметил его отсутствия. Сел Урызмаг на свое место и обратился к пирующим: – Какую быль хотите вы услышать от меня? Старую или новую? – Много слышали мы о старине,– ответили пирующие. – Что-нибудь новое хотим мы услышать. И Урызмаг рассказал о том, что с ним случилось. В соседней комнате, среди женщин, была в то время Шатана. Услышала она рассказ Урызмага, схватила себя за волосы и в горе расцарапала щеки свои. И стала она причитать: – Славные мужи, из лучших лучшие, и почтенные старые люди, не осуждайте меня, простите, что в голос плачу я перед вами. Хранился у меня в родительском доме Донбеттыра тайный клад, – в походе был в то время хозяин наш, когда родился сын у меня. Отдала я сына нашего на воспитание в свой родительский дом. Но и там отыскал его Урызмаг, и, жизни еще не видавшего, послал он нашего сына в Страну мертвых7. Как будем жить мы теперь? Кто позаботится о нас под старость? Опечалились люди, слушая ее причитания, и тихо разошлись по домам. С тех пор не находил себе места Урызмаг. Опустив голову и подняв плечи, ходил он среди людей, не отвечая улыбкой на улыбку, и тот, кто заговаривал с ним, не получал от него ответа. Был серый камень на нартском нихасе – камень забвения. Тот, кто ложился на этот камень, забывал о своем горе. На этот камень лицом вниз ложился Урызмаг и подолгу, не вставая, лежал на нем. И не раз говорили Урызмагу старые нарты: – Нарт Урызмаг, славный среди славных! Не надо так убиваться! С каждым из нас может случиться такая беда. Помогли Урызмагу эти мудрые слова. Глазами других людей посмотрел он на себя, и стал он смешон себе. Повеселел Урызмаг, и, долгое ли, короткое ли время прошло, снова стал он скликать нартов на веселые пиры. Земле отдали донбеттыры тело мальчика, а душа его улетела в Страну мертвых, и владыка той страны, Барастыр, посадил мальчика к себе на Колени. И беспокоился, и печалился мальчик, если никто на земле не вспоминал о нем. – Что печалит тебя? – спросил его Барастыр. И мальчик ответил ему: – Много лет прошло с того дня, как пришел я в Страну мертвых, а отец мой Урызмаг, который находит время заботиться даже о посторонних людях, совсем забыл обо мне. Не устраивает он по мне поминок, и бесприютен я здесь, среди мертвецов. Прошу тебя, Барастыр, отпусти меня на время из Страны мертвых. Я только добуду все, что необходимо для годовых моих поминок, и даю тебе слово: тотчас вернусь обратно. – Не хочется мне тебя обидеть, но ты просишь о том, что нельзя исполнить, – ответил Барастыр. – Ведь если другие мертвецы узнают о том, что отпустил я тебя, никто из них не останется здесь. Я и теперь с трудом удерживаю их в Стране мертвых, а как их удержу тогда? – В этом я тебе помогу, – сказал мальчик. – Задом наперед оберну я подковы на копытах коня своего Аласа, и когда мертвецы кинутся за мной к воротам Страны мертвых, то скажи им: «На следы коня посмотрите. Если уходят они из ворот, то не в моей власти удержать вас: но если следы ведут обратно, нет вам пути из Страны мертвых». Согласился Барастыр. Подковал мальчик Аласа своего так, как задумал, и помчался из Страны мертвых. Кинулись вслед за ним все обитатели Страны мертвых. – Вы куда?–спросил их у ворот Аминон-привратник. – Если хоть один может уйти отсюда, то никто из нас не останется здесь! – закричали мертвецы. Аминон сказал: – Сначала поймите, что произошло. Посмотрите на следы коня, и вы увидите, что никто не ушел отсюда. Взглянули мертвецы и, увидев, что след подков ведет в Страну мертвых, успокоились, и опустился каждый на свое место. А мальчик, питомец донбеттыров, сын Урызмага, не получивший имени, прискакал в селение нартов, подъехал к древнему дому Ахсартаггата и громко позвал хозяев. Вышла на зов сама Шатана. – Ищу Урызмага, – сказал маленький всадник. – Не отправится ли он со мной в поход? Скажи ему, что буду я ждать его на Памятном кургане. Вернулась Шатана в дом и сказала: – Стар ты стал, хозяин. Глумиться стали над седой твоей головой. Прискакал сейчас дерзкий мальчишка, которого из-за луки седла не видно, и велел тебе передать, что зовет тебя вместе с ним в поход: буду, мол, ждать Урызмага на Памятном кургане. А Урызмаг дал клятву участвовать в любом походе, в который его пригласят. – Торопись, хозяйка нашего дома! Снаряжай скорее меня в поход. Конечно, если кто увидит меня, отправляющегося в поход с этим мальчишкой, тот посмеется надо мной. Но не могу я нарушить свою клятву. Стар я, чтоб себя переделывать. Пока глаза мои светят из- под бровей, буду поступать я по чести. За всю жизнь Урызмаг никогда не отказывал тому, кто звал его товарищем в поход. Не откажу и теперь. Не хотелось Шатане отпускать Урызмага с этим дерзким мальчишкой. И когда настал вечер, испекла она три заветные медовые лепешки и помолилась над ними: – Бог богов, мой Бог! Если ты для чего-то создал меня, то прошу тебя, окажи мне милость! Пошли сегодня ночью на землю все те снега и дожди, которые предназначены тобой на будущие семь лет, подыми вихри и ураганы. И надеюсь я, что этот дерзкий мальчишка, достойный гибели, найдет ее в эту ночь, а старик наш останется дома. Только помолилась она, как небо заволокло, опустились тучи, пошел дождь, всю ночь валил снег – такого снега никогда не видели люди. Вековые льды двинулись с гор, вихрь закружился над землей, ослепляя всякого, кто пытался пройти из дома в соседний дом. Но все же Урызмаг чуть свет оседлал своего пегого Арфана и двинулся в путь, пробиваясь сквозь льды и сугробы. Издали увидел он сквозь мятущийся снег: черной горой высится Памятный курган, и снега на нем нет. Подъехал Урызмаг и видит: мальчик лежит на холме, расстелил попону, под головой седло, накрыт он буркой, а вокруг него зеленая поляна – семь гумен можно поставить на ней. По пояс поднялась трава на этой поляне, и пасется на ней конь мальчика – Аласа. – Небесный ли это дух или земной, все равно это чудо, – тихо сказал Урызмаг. На верном своем Арфане поднялся он на холм и обратился к спящему: – Эй, мальчик, вставай! Дорога длинна, короток зимний день. Надо отправляться. Вскочил мальчик, быстро снарядился, сел на коня, и они тронулись. Впереди Урызмаг на пегом своем Арфане, а следом за ним мальчик на своем Аласа. Едут они, а снежный ураган что ни час, то злее. Конь Урызмага, пегий Арфан, разбрасывает тучи летящего снега своей могучей грудью, прикрытой нагрудником, но все труднее ему идти, спотыкается он, и снег забивает его ноздри. А конь мальчика идет за ним следом, и там, где -проходит он, тает снег и черная земля выступает. Задыхаться стал конь Урызмага, и сказал тогда мальчик: – Я поеду вперед. Пусть с сегодняшнего дня не будет позором, если младший поедет впереди старшего. Только он опередил Урызмага, как от горячего дыхания его коня стал таять снег, и широкая черная дорога легла перед ними – семь гумен можно было поставить на ней. Долго ли, коротко ли ехали они, но вот сказал Урызмаг: – Теперь, юноша, надо нам посоветоваться: на каких врагов наших напасть нам? – Поведи меня в такую страну, в которой ты ни разу еще не воевал. – Не нашел я пути через море, потому только и осталась там, за морем, одна страна–Терк-Турк называется она, – ответил Урызмаг. – Нет на свете богаче ее. Там столько овец, скотины, столько лошадей, что когда они идут по дороге, то пастухи не могут повернуть их на другую дорогу. Но нелегко добраться до той страны. Нужно переплыть бурливое море, а потом одолеть тех, что охраняют стада, табуны и отары терк-турков – железного жеребца, волка, у которого пасть окована железом, и ястреба с железным клювом. – В ту страну и направимся мы! – сказал мальчик. – Попытаем там наше счастье. Может, что-нибудь и попадет нам в руки. Достигли они берегов бурливого моря, направили коней своих вплавь. Как рыбы, поплыли их кони и перенесли их к другому берегу. Вышли они на берег. Старательно выкупал мальчик своего Аласа, обмазал его волшебным клеем, что без воды клеит, и заставил вываляться в прибрежном щебне. Затем он снова обмазал его клеем и вывалял его в песке. И стал Аласа ростом с гору. Вот добрались наши всадники до табунов терк-турков, спешились, и вырыл мальчик две ямы – одну для себя, другую для Урызмага с его конем. И сказал мальчик Урызмагу: – Гляди, Урызмаг: сейчас конь мой будет сражаться с железным жеребцом. Сначала будут они лягать друг друга задними копытами, и когда их булатные подковы ударятся друг о друга, тогда вспыхнет огонь и загорится земля. Берегись и не вздумай выглянуть тогда из ямы, не то несчастье постигнет тебя. Потом они будут кусаться и бить друг друга передними копытами, и такой ветер поднимется от их бурного дыхания, что на целую пядь разнесет он верхний слой земли. Не двигайся с места в это время, не то прах твой развеется по лесам и равнинам. Когда же настанет время действовать, я сам скажу тебе об этом. Сражаются, не щадя друг друга, железный жеребец и конь юноши – Аласа. От искр их булатных подков такой огонь разгорелся, что вспыхнула земля. Не сдержал Урызмаг любопытства, выглянул из ямы, и запылала длинная его борода. Мальчик ловко потушил ее и сказал: – С этого времени да будет новый обычай: носить бороды такой длины, какой она стала сейчас у тебя. Железный жеребец и Аласа пустили в ход зубы и передние копыта. Такой поднялся ветер, что на целую пядь завихрил он верхний слой земли. И опять не сдержал Урызмаг своего любопытства. Поднял он голову из ямы, и сорвал ветер верхнюю часть его черепа и понес ее прочь. – Этак, пожалуй, мой старший останется без головы, – сказал мальчик, выпрыгнул из ямы, догнал верхнюю часть черепа Урызмага, которую далеко унес ветер. И, надев ее на голову Урызмага, сказал: – Пусть с этого времени верхняя часть черепа нартов не снимается больше. А до этого было так, что любой нарт мог снять верхнюю часть своего черепа (чтобы удобнее было брить голову), а побрив, снова надеть ее. Еще не закончили кони сражения, а волк с железной пастью кинулся на помощь железному жеребцу. Пустил в него мальчик стрелу – и пусть будет так с каждым, кто тебя проклянет! – волк остался на месте. Отрезал у него мальчик одно ухо и спрятал его у себя. А ястреб с железным клювом летел уже на помощь коню. И снова мальчик показал свою ловкость – пустил стрелу в ястреба, и, только раз взмахнув крылами, распластался ястреб на земле. Срубил ему мальчик голову и тоже спрятал ее. А кони все не могут одолеть друг друга. Не раз хватал жеребец железными своими зубами шею Аласа, но песком и щебнем наполнялся его рот, и не мог жеребец загрызть Аласа. Стал Аласа брать верх. Упал железный жеребец на колени. Схватил мальчик свое седло, вмиг оседлал жеребца и вскочил ему на спину. – Эй, Урызмаг, скорее гони прочь стада терк-турков, а я должен известить хозяев о том, что угнаны их стада. – Пока никто не преследует нас, лучше бы нам отправиться своей дорогой,– сказал Урызмаг. – Честь не позволяет мне без погони, украдкой угнать такую богатую добычу.


* * *

Пир был в то время у народа терк-турков. И вдруг видят пирующие, скачет мальчик на железном жеребце. Подскакал он к месту пиршества и крикнул: – Тревога, народ терк-турки! Все ваши табуны, все ваши богатства прочь угоняют! Услышали младшие тревожную весть и сообщили ее старшим. Старшие сказали: – Этот человек ищет, где бы поесть и выпить. Пригласите его, мы примем его как гостя. Подбежали к мальчику младшие терк-турки и пригласили его в дом, где шло пиршество. Соскочил мальчик с железного жеребца, привязал его к коновязи и прошел туда, где пировали старейшины терк-турков. Окинул он взглядом накрытые столы, достал голову ястреба и ухо волка. Голову бросил он туда, где пировали старшие, ухо бросил он младшим–тех и других угостил тем, чем полагается по обычаю,– и сказал: – Недоставало вам, старшие, головы,– вот вам голова. Не хватало вам, младшие, уха, – вот вам ухо. А вон у коновязи ваш железный жеребец. Смятение охватило пирующих: поняли они, что лишились надежных своих сторожей. А мальчик уже вскочил на железного жеребца и поскакал догонять Урызмага. Выехал он за околицу и видит: сидит между шестью курганами седая старуха и плачет, причитает, обращаясь по очереди к каждому кургану. «Что за диво такое?» – подумал мальчик. И тут сказала ему старуха, указывая на эти курганы: – Было у меня семь сыновей. Шесть из них ушли в Страну мертвых. Когда враги пытались угнать стада терк-турков, погибли они, защищая их достояние. Один только сын остался у меня. Знаю, поскачет он в погоню за вами, угнавшими наши стада. По сноровке и повадкам твоим видно: ты отважен, и сын мой, который будет впереди всех, нападет на тебя. Но пожалей его ради меня, ради вдовы- матери, не убивай. Нанеси ему рану полегче и брось его с краю дороги, чтобы не растоптали его те, кто будет мчаться за вами. Пусть мой единственный сын найдет в тебе покровителя. И чтобы так было, стань мне молочным сыном, а ему молочным братом,– возьми в рот грудь мою. Соскочил мальчик с железного жеребца, взял в рот грудь старой вдовы и дал ей слово, крепкое слово нартского человека, что не причинит он зла ее единственному сыну. Старуха рассказала мальчику, как выглядит сын ее. Снова вскочил мальчик на железного жеребца, пустился вскачь и вскоре догнал Урызмага. Переправили они стада и табуны через море, погнали их дальше и тут услышали: скачет за ними всадник. – Угоняй, Урызмаг, добычу, а я постараюсь задержать погоню. Так они и сделали. – Эй ты, собака, собакой порожденная! – кричит издали всадник и скачет все ближе.– Знаешь ли ты, чьи стада ты угнал? Если ты мужчина, не пытайся бежать от меня. И как мухи зажужжали стрелы вокруг мальчика. – Нельзя мне тронуть тебя. Я мать твою назвал своей матерью, я держал ее грудь во рту своем и дал ей слово сберечь тебя. Не мешай же мне следовать своей дорогой! – ответил ему мальчик. – Клянусь отцом и матерью, не угнать тебе этого табуна! – отвечает ему отчаянный юноша. Запальчиво бранясь и одну за другой пуская стрелы, скачет он все ближе. И пустил тогда мальчик одну- единственную стрелу. Прошла эта стрела, не затронув тела, через одежду преследователя, сорвала его с коня и пригвоздила к земле. Тщетно пытался тот вырвать ее из земли – даже с места сдвинуть ее он не мог. Подскакали другие преследователи, и все вместе пытались они вытащить стрелу, но не хватило у них сил. Пришлось им мечом разрубить доспехи и разрезать одежду его, и только так удалось им освободить заносчивого сына старухи. Бросились терк-турки на мальчика, и началось сражение. Половину войска терк-турков перебил мальчик, и так много было пролито крови, что потоки ее уносили прочь тела мертвых. И те, кто остался в живых, поняли, что не одолеть им бойца и ни с чем возвратились в свою страну. Догнал мальчик Урызмага. А тот заклекотал по-орлиному, засвистел по-соколиному и гонит перед собой добычу – стада и табуны терк-турков. И сказал тут мальчик: – Еще сохранилась у тебя юношеская сила! Урызмаг и мальчик благополучно пригнали добычу в селение нартов, на Площадь дележа. И сказал мальчик Урызмагу: – Ты старший, потому тебе надлежит разделить добычу нашу. – Зачем буду делить я то, что добыто тобой? – ответил Урызмаг. Тогда мальчик выбрал белого вола и отдельно привязал его шелковой веревкой. Всю остальную добычу разделил он на три части и так сказал Урызмагу: – Первая доля тебе, как старшему. Вторая, как товарищу по походу,– тоже тебе. А третья часть – моя, ее тоже дарю я тебе. А этого вола возьми и справь по мне годовые поминки. Всем покойникам воздавал ты почет, только меня, безыменного сына твоего, которого в доме донбеттыров сам ты послал в царство мертвых, только меня никогда и ничем ты не помянул. И вскочил он на коня своего Аласа, махнул на прощанье рукой Урызмагу и поскакал в Страну мертвых. Покатились слезы по щекам Урызмага, закричал он вслед сыну своему: – Хоть еще раз оглянись на меня! Но не оглянулся мальчик, а только крикнул Урызмагу: – Нет у меня больше времени, надо мне торопиться. Пригнал Урызмаг домой добычу и сказал Шатане: – О хозяйка наша! Ведь я был в походе с тем самым мальчиком, который был твоей радостью и на которого ты не нагляделась при жизни. И, услыхав об этом, погналась Шатана за мальчиком. Долго гналась за ним, и вот начала догонять, и крикнула ему: – О ты, что был моей радостью, о ты, на которого я не нагляделась при жизни! Хотя бы одного взгляда не пожалей для меня, хоть обернись ко мне! Не обернулся к ней мальчик. – Солнце заходит, время мое истекает, тороплюсь я в Страну мертвых! – прокричал он ей. И Шатана, несчастная мать, поняв, что не может он к ней обернуться, взмолилась: – 0 Бог богов, мой Бог! Ведь можешь ты заглянуть в сердце матери! Сделай так, чтобы сегодня на горных снегах задержался подольше солнечный свет – холодное солнце мертвых. И по молитве ее на высоких горных снегах долго горело, не погасая, холодное, тусклое солнце мертвых. Достиг мальчик ворот в Страну мертвых и крикнул привратнику Аминону: – Эй, ворота открой! – Ты опоздал, солнце уже закатилось,– ответил привратник. – Нет, рано еще. Вон на горах светит еще солнце мертвых.– Обернувшись, показал он на горы. Открыл привратник ворота, и в этот миг Шатана увидела своего сына. Мелькнула пола его одежды, на миг увидела она его лицо, и уже закрывались за ним ворота, но бросила Шатана вдогонку свое кольцо, и оно само обвилось вокруг пальца мальчика. С этим кольцом возвратился в Страну мертвых отважный сын Урызмага и занял свое место на коленях Барастыра. Когда Шатана вернулась домой, зарезали они белого вола и устроили большие поминки по своему мальчику. Весь же остальной скот, добытый им, роздали они нартским беднякам.



СЫН ШАТАНЫ

В дальний поход, на год, уехал однажды нарт Урызмаг. Кто знает, куда он уехал? Долгое ли, короткое ли время прошло после его отъезда, почувствовала Шатана, что скоро будет она рожать. И когда подошло время родов, три медовых пирога испекла Шатана и взмолилась Богу: – О Бог богов, мой Бог! Пусть туманы и облака, которые предназначены для нашей страны на весь год, упадут сейчас на селение нартов. И черный туман скрыл селение нартов. Тогда запрягла Шатана в повозку двух быков, родившихся в день, посвященный Тутыру, поехала на берег Терека, и там родился у нее мальчик. Приготовлен был у Шатаны сундук, в него положила она ребенка, в лодку поставила сундук и в реку столкнула лодку. После этого села она опять в повозку и вернулась домой. Покачиваясь, бежит лодка, и бурливые волны играют ею, из стороны в сторону бросая ее, как мяч. Увидели лодку рыбаки, изловили ее, открыли сундук и очень обрадовались, увидев живого ребенка. А как было не радоваться! «Ведь у нашего алдара нет детей,– говорили они друг другу,– и если мы принесем ему мальчика, он нас щедро одарит и угостит обильно». И они принесли ребенка алдару. Поблагодарил алдар рыбаков и богато их одарил. Как родное дитя, стал воспитывать алдар ребенка. Подрос мальчик, и обозначился мужественный склад души его. Каждый, кому известны были нарты, узнал бы, что нартская кровь кипит в его жилах. Она сказывалась в том, как он донимал во время игр своих сверстников, мальчиков и девочек: кому шею свернет, кому руку, кому ногу вырвет. Стали на него жаловаться девушки, идущие за водой, и женщины, возвращающиеся с мельницы: кувшины, кадушки, кожаные мешки пробивал он насквозь своими меткими стрелами. Не было такого озорства, в котором бы он не участвовал. Роптать стали люди алдара. Собравшись толпой, пошли они к нему и сказали: – Много раз жаловались мы тебе на твоего шалуна-найденыша, но ты, видно, не заботишься о том, чтобы его усмирить, потому что он шалит все пуще. А ведь он уж не ребенок, усы пробиваются на его губе. Пора бы ему образумиться. И вот мы пришли говорить с тобой последний раз, наш алдар. Скажи, кто тебе дороже – мы или этот мальчишка? Тут призадумался алдар. Впору в отчаяние впасть от такого дела. Долго раздумывал он, так и этак прикидывал и под конец сказал себе: «Видно, тесно воспитаннику моему в нашем селении. Пусть поездит по чужим странам». Всем самым лучшим одарил алдар, отправляя в путь, своего воспитанника: одеждой, оружием. Послал его алдар в свой табун и сказал: – Пойди и выбери себе лучшего коня. Был в табуне алдара жеребенок, который лишь наполовину был обыкновенным конем,– никто не мог с ним совладать. А юноша поймал этого жеребенка за хвост, без уздечки вскочил на него и прискакал к алдару. И тут сильнее, чем прежде, встревожился алдар и подумал: «Если он сейчас такого коня укротил без уздечки, что же он будет вытворять, когда возмужает?!» И стал он опасаться своего воспитанника. Двенадцать всадников отрядил алдар, чтобы тайком сопровождали его воспитанника. Перед отъездом позвал он к себе этих двенадцать всадников и вот что сказал им: – Уезжает воспитанник мой, будто бы на поиски невесты отправляю я его. Проводите его в поход по большой дороге. Доедете вы до железных ворот. Заперты окажутся эти ворота. Попытается мальчик открыть их рукоятью своей плети, но не поддадутся они ему. Тогда приударит он коня своего, и перелетит конь через железные ворота. И если все произойдет так, как я предсказал, вы, не жалея сил своих, скачите обратно ко мне. Но не забудьте, чтоб в одном направлении ни за что не скакало больше одного всадника, во все стороны рассыпайтесь. Уехал воспитанник алдара, за ним последовали двенадцать всадников. Привела их большая дорога к железным воротам. Мальчик рукоятью своей плети толкнул ворота, но не открылись они. Тогда натянул он удила и плетью пригрозил коню. Подобно зайцу, заплясал конь под ним и перепрыгнул через ворота. И тут же всадники, сопровождавшие его, во все стороны погнали своих коней. С удивлением поглядел им вслед воспитанник алдара, а сам поехал дальше. Кто знает, долго ли, коротко ли он ехал, но вот задремал, не слезая с коня; продолжает его сонного везти верный конь. Тут попал он на глаза именитым нартам – Урызмагу, Хамыцу и Сослану из славного рода Ахсартаггата. – Не зря провели мы время в походе,– сказали нарты.– Этот всадник пригодится на что-нибудь. За него хоть купим белья нашим женщинам8. Нарт Сослан первый со всей силы налетел на спящего всадника, но хоть бы покачнулся конь юноши, а тот даже и не проснулся. Тут тронул своего коня нарт Хамыц, налетел он на спящего. Какой конь не содрогнулся бы от такого удара! Но не переменил даже шага конь юноши, и по-прежнему несет он своего всадника. И тогда пустил своего знаменитого Арфана нарт Урызмаг. Ударил Арфан коня юноши, Но даже пегому коню Урызмага не поддался гордый конь, а только повернул свою голову к нартам и сказал: – Отстали бы вы от нас и ехали бы своей дорогой. А то, если проснется мой хозяин, раскаетесь вы в ваших забавах. Не послушались нарты, не оставили в покое коня, и тогда тот со всей силой тряхнул своего хозяина. Проснулся юноша, потер глаза и увидел нартских задир. Повернул он коня – и вот уже нарты Урызмаг и Хамыц привязаны сзади к седлу его, как переметные сумы, а Сослана он копьем своим поддел под пояс, поднял с коня и высоко понес его на своем копье. Коней нартских он погнал впереди себя. – Верно, вы не думали, что вас ждет, когда нападали на меня. Но сейчас увидите, что с вами сделаю. Вот возьму я да в этом достойном смеха виде привезу вас в вашу страну и положу у ног ваших жен,– сказал юноша. Во скольких походах побывали именитые нарты, кому только не показывали они силу свою, но с таким человеком им еще не приходилось встречаться. Долго молчали они в тревоге, но потом, видя, что ничего не придумаешь, развязали свои языки и стали льстить своему победителю: – Неужто ты, наш победитель, посчитаешь возможным так нас осрамить? Просим тебя, прости нам нашу ошибку. Лучше убей нас здесь, но только не позорь. – Я вижу, пожилые вы люди, и потому прощаю вас. Но вы должны дать мне слово, что никогда больше не будете обижать путников,– ответил юноша. Что оставалось делать нартам? Дали они слово. Юноша освободил их, и поехали они своей дорогой, а он поехал своей. Долго ли, коротко ли ехал, но вдруг осадил он своего коня. «Уж не мертвецы ли наслали на меня забвение свое? Ведь не знаю я, куда еду, неизвестно мне, в какой стране нахожусь, и не ведаю того, где буду жениться. Так как же я отпустил тех трех людей, ведь обо всем я мог узнать от них? Наверно, видали они виды, повсюду погостили и много чего испытали. Догоню-ка я их, может, укажут они мне подходящую невесту». Но нарты, когда увидели, что догоняет их юноша, испугались и пустились вскачь. – Эй, остановитесь! Даю слово, что не причиню вам вреда! – кричит им юноша.– Вы мне по делу нужны. Придержали нарты своих коней, юноша догнал их и сказал: – Я оставил дом, чтобы найти себе жену, но в этой стране никого не знаю, а вы, видно, люди бывалые. Будьте ко мне милостивы, укажите мне подходящую невесту. – Там, где сливаются две реки, на междуречье, живет в своей крепости Адыл. И такой красоты дочь выросла у него, что нигде под небом не найдешь ты равной ей по красоте и обхождению. Кто только не сватался за нее из лучших людей нашего мира, но ни за кого не соглашается она идти. Если она захочет тебе показаться, значит, выйдет она за тебя. Повернул тут коня юноша, и прямо на междуречье, к крепости Адыла, направил он свой путь. Сколько был он в пути, кто знает? Но вот перед ним крепость Адыла. А красавица дочь Адыла со своими подругами сидела у себя в башне: рукоделием занимались девушки. Bdpsc одна из подруг говорит: – А ведь к нам едет какой-то всадник. Никогда еще подобный ему красавец не приезжал в нашу страну. – Следите за ним,– сказала дочь Адыла.– Если он будет искать брода через стремнину нашей широкой реки, искать места помельче, то мы позабавимся над ним. Если же он переправится, не ища брода, то значит, он годен мне в мужья. – Гляди, он переправился в самом глубоком месте,– сказала одна из подруг.– Даже рыба не проплывает так ловко, как проплыл он на коне своем. Хоть бы раз споткнулся конь его. Стрелой пересек он широкую реку. Въехал юноша в крепость Адыла, толкнул рукоятью плети дверь в покои, где жила красавица дочь Адыла, и дверь упала внутрь. – Пусть добрым будет этот день, негостеприимная хозяйка,– сказал юноша. – Всю жизнь будь счастливым и добрым, сын нартской Шатаны, – ответила девушка. Быстро они сговорились, мужем и женой стали жить в крепости Адыла, где меж двух больших рек образовалось междуречье, кабаньему рылу подобное. Всего у них было в достатке, и жили они хорошо. Но вот однажды сказала молодая жена своему молодому мужу: – Как только появляется жена у молодого человека, ноги не выносят его больше из дому. Дивлюсь я на тебя: насколько велика твоя грубая сила, а ведь ума ты еще себе не нажил. Если же ум не направляет грубую силу, то в беду попадает человек. Поезжай-ка ты в Таркские тернистые степи, излови там черную лису. Три белых волоска растут у нее на лбу. Выдерни у нее эти три волоска. Один волос будет тебе советчиком, другой превратится в пояс, а третий – в застежки из серебра и золота. Пояс и застежки эти подаришь ты мне. Но знай, нелегко тебе будет поймать черную лису. Когда ты будешь гонять ее по Таркским тернистым степям, вся одежда твоя клочьями повиснет на колючках терновника, подобно тому как шерсть овечья остается на них, и кровью истекать будет все твое тело. Не догнать тебе в Таркских тернистых степях черную лисицу, но удастся тебе выгнать ее из колючих зарослей, и будешь ты гнать ее по острым камням. Сдерут они подошвы с твоих чувяков, кровавый след будешь ты оставлять на камнях, но не прекращай погони, пока не устанет лисица и, камню подобная, встанет среди камней. Живьем бери ее тогда, выдерни заветных три волоса, а после отпусти ее. Так он и сделал. Поймал живьем черную лисицу в колючих степях Таркских, схватил ее за загривок, три белых волоса вырвал у нее со лба, бережно спрятал, а лисицу отпустил на волю. Вернулся юноша домой и опять стал жить да поживать с молодой женой. Долго ли, коротко ли прожили они, но вот опять сказала ему жена: – О хозяин головы моей, в эти два дня должен ты совершить одно большое дело. Взяли нарты крепость Гор. Станут они делить добычу, там захваченную. Надо, чтобы и тебе досталась доля в этой добыче. Нетрудно будет получить эту долю, если только умело взяться. Перед тем как напасть на крепость, посадили нарты на дороге ворожею, wrna{ она своим зорким глазом приметила, кто из нартских воинов первым ворвется в крепость. Кто был первым в бою, тот первым получит первую долю добычи. Я сошью для ворожеи одежду, чтобы с ног до головы могла одеться она. Ты проедешь мимо нее и подаришь ей эту одежду и попросишь ее, чтобы, когда ее спросят, кто из нартов первым ворвался в крепость Гур, указала б она на тебя. Собрались нарты для дележа сокровищ, взятых в крепости Гур. Прибыл к ним и наш юноша, зять Адыла,– а как же иначе! Посоветовался он с белым волосом лисицы, и предложил белый волос лисицы, раньше чем делиться, вырыть яму в двадцать вытянутых рук глубиной и спустить в ту яму коварного Сырдона, чтобы не смог он перехитрить всех при дележе. А потом нарты спросили у ворожеи: – Кто же тот счастливец, который первым ворвался в крепость Гур? – Да возрадуется зять Адыла, он первым ворвался в крепость Гур,– ответила ворожея. – Выбирай первую долю, зять Адыла,– сказали нартские старейшины.– Остальное мы поделим поровну. Рассмотрел сокровища зять Адыла и сделал так, как шепнул ему белый волосок черной лисицы, ставший его советчиком: полоску кожи, фынг и шапку-невидимку взял он себе. После того как выбрал себе долю зять Адыла, из ямы подняли Сырдона. Быстро оглядел он сокровища крепости Гур и спросил нартских старейшин, кто взял первую долю. – Зять Адыла,– ответили нартские старейшины. – Издавна были вы простоваты, никчемные нарты, – сказал Сырдон, – и сейчас позволили опять, чтобы над вами посмеялись. Самые лучшие из ваших сокровищ забрал неизвестный вам сын Шатаны, а он даже не был в бою. То, что осталось теперь от этих сокровищ, не стоит даже чаши воды. Смущенно посмотрели друг на друга нарты Урызмаг, Хамыц и Сослан, выслушав насмешливые слова Сырдона. Догадались они, кто был этот юноша. А зять Адыла со своими сокровищами вернулся домой. Обрадовалась дочь Адыла: – Теперь нам и работать не нужно, будем жить себе на радость. Этот кусок кожи имеет такое свойство: сядь на него – и очутишься там, где захочешь; а если повернуть ножку фынга, то на нем сразу появятся еда и напитки; надень эту шапку– и станешь невидим. Решили Урызмаг, Хамыц и Сослан навестить зятя Адыла и пригласить его к нартам. Не напрасно поездили по свету мужи Ахсартаггата! Быстро нашли они крепость Адыла и, как полагалось, сошли с коней у гостевой. Зять Адыла вышел к ним, и они приветствовали друг друга. – Простите меня, дорогие гости,– сказал им хозяин,– но если еще сохранилась у меня память, то кажется мне, что я уже с вами встречался. – Ты не ошибся,– ответил ему нарт Хамыц.– В эту крепость мы направили тебя жениться. И вот что еще мы скажем тебе, чтобы знал ты, зачем мы приехали сюда: недавно только узнали мы, что родила тебя наша Шатана, а вот твой отец – Урызмаг из рода Ахсартаггата, unghm головы Шатаны. А мы братья отца твоего – Хамыц и Сослан. Стыдно нарту жить в доме тестя, а богатому Адылу мы выкуп за тебя заплатим сполна. – Адылу я выкуп уже заплатил,– сказал юноша. И тут сын нартской хозяйки Шатаны и его молодая жена собрались в дорогу. Взяли они с собой все свое богатство.



КОМУ ДОСТАЛАСЬ ЧЕРНАЯ ЛИСИЦА

На охоту отправились нарты Урызмаг, Хамыц и Сослан. Аца приходился им племянником, так как мать его была урожденная Ахсартаггата, и они взяли его с собой загонщиком. Охотники прятались в засаде и на выступах скалы, и Аца гнал на них зверей. С утра до вечера шла охота. Совсем уже вечерело, когда Аца выгнал на них лисицу. Урызмаг, Хамыц и Сослан одновременно послали свои стрелы. Лисица метнулась в сторону и, свернувшись клубком, свалилась замертво. – Я убил ее,– говорит один. – Нет, я,– говорит другой. Сослан сказал: – Теперь вы говорите, что убили ее, а вы даже в нее не стреляли. Тогда Урызмаг и Хамыц возразили: – Как бы не так! Разве по нашим стрелам нельзя узнать, кто их выпустил? – Ну так скажите, у кого из вас какая стрела. Моя отлита по образцу стрел наших предков,–- сказал Сослан. – Я собственными руками сделал мою стрелу,– сказал Урызмаг,– и отпечаток моих пальцев есть на ней. – А мне посчастливилось однажды быть возле небожителя Сафа, когда он резал железо, и я попросил его из обрезков сделать мне стрелу. Поднялись они на гору, к месту, где лежала лисица. Содрали с нее шкуру и нашли свои стрелы: стрела Урызмага пробила ей шею, стрела Хамыца сломала ребро, а стрела Сослана раздробила спинные позвонки. И сказал тут Хамыц: – Я Хамыц, дела которого у нартов всегда на языке. И из этой лисьей шкуры, конечно, мне полагается сделать шубу. – Как бы не так! – сказал Сослан.– А нарту Сослану, значит, ничего не полагается? А я ведь из вас самый молодой. Мне как раз нужно сделать сыну шапку. Урызмаг же сказал: – Лисица должна быть моя: я старший. Мне как раз нужны отвороты для шубы. Спор разгорался, и стали уже сердиться друг на друга братья Ахсартаггата. И тут подумал Аца: «Погубил меня Бог, братья моей матери этак могут дойти до беды». И, боясь за них, набрался он смелости и сказал им: – Я ваш младший, но все же осмеливаюсь обратиться к вам. Давайте спросим Шатану, и как она скажет, так и сделаете. Сгорбившись, опустив головы, пришли они к Шатане. Вышла к ним Шатана из своей половины дома, спросила: – Что с вами, наши свойственники? Из-за чего пришли вы сгорбившись, с опущенными головами? И друг на друга вы не смотрите. Что с вами случилось? – Случилось с ними нехорошее дело,– сказал Аца.– Убили они черную лисицу и не могут разделить ее шкурку. Посоветуйте им что- нибудь. – Давайте передадим это дело нартским судьям,– сказала Шатана. Согласились с решением Шатаны Урызмаг, Хамыц и Сослан. Взяли с собой Аца, как справедливого человека. Разобрали дело судьи и сказали: – Одному дать шкуру – значит, обидеть других. Разделить на три части – шкура пропадет. Давайте сделаем так: пусть каждый из вас расскажет какую-нибудь быль. И чья быль окажется лучше, пусть тому и достанется шкура лисицы. Согласились на это братья и спрашивают: – А с младшего начнем или со старшего? Судьи сказали: – Пусть сперва расскажет средний, затем младший, после старший. И вот что тогда рассказал Хамыц: – Много разных диковин, много чудес видел я на своем веку, но не стану рассказывать всего. Расскажу лишь о том, что случилось со мной, когда я вместе с моим воспитанником, безусым юношей, купил сушеную рыбу в Ахар-Калаке и возвращался домой. Мы остановились на привале у родника. Я и сказал моему младшему: «Хочу немного поспать, а ты возьми с повозки одну сушеную рыбу, помочи ее в воде и, когда она размокнет, разбуди меня. Мы поедим и отправимся дальше». Я тут же уснул, но спал недолго, младший мой быстро разбудил меня. «Хамыц! – сказал он испуганно.– Я взял рыбу, положил ее в воду родника, она вильнула хвостом и уплыла».– «Ты съел ее, ну и на здоровье. Но где же это видано, чтобы сушеная рыба могла уплыть?» – сказал я ему. Но юноша клялся небом и клялся землей, будто сушеная рыба воистину уплыла. Рассердило меня его упрямство. «Как смеешь ты, молокосос, издеваться надо мной?»–крикнул я, ударил его мечом и рассек надвое. Тут же умер юноша. Сижу я над ним, плачу, сам себя проклинаю: «Младшего своего убил из-за своего брюха! С каким лицом вернусь я к нартам? Как взгляну я в глаза народу?» Долго так причитал я, а потом вдруг подумал: «А что, если испытать, правду ли говорил мой младший?» Опустил я тело его в воду родника, и вдруг он ожил и таким здоровым выскочил из воды, каким матерью был рожден. И воскликнул я: «Отныне никогда не буду просить у Бога еще чего- либо. То, что случилось,– это на всю жизнь мне благодеяние!» Вернулись мы домой и всю дорогу пели веселые песни, шутили и смеялись. Чудеснее этого ничего я не видел,– так кончил Хамыц. – Ну, Сослан, теперь твой черед,– обратились судьи к Сослану. – Что и говорить,– начал Сослан,– много дивного, много чудесного случалось со мной, но обо всем я не стану рассказывать. Однажды охотился я на равнине Зилахар, и меня тоже сопровождал мой младший. Убили мы косулю и устроили привал у подножия кургана. Развели огонь, нарезали мясо на шашлык, надели его на вертел, и сказал я юноше: «Посплю я немного, а ты, когда шашлык будет готов, разбуди меня. Поедим и будем продолжать охоту». Но только уснул я, юноша будит меня. «Едва я сунул шашлык в огонь,– сказал юноша,– ожила наша косуля, и убежала она».– «Эй, юноша! Шашлык ты, конечно, съел, а все остальное мясо кому-нибудь отдал,– немало путников проходит здесь по дорогам. Ну и пусть будет так. Но зачем ты обманываешь меня?»– сказал я ему. «Небо и землю беру я в свидетели, ни кусочка я не съел, никого я не видел и никому ничего не отдал. Убежала она», – клялся юноша. Рассердила меня эта дерзкая речь, выхватил я меч и сам не успел опомниться, как разрубил его надвое. «Вот тебе, чтобы не насмехался над старшим!»–крикнул я. Но когда юноша умер, мне стало его жалко. Стал я плакать и каяться в том, что из-за брюха своего убил младшего. «А что, если испытать, правду ли он говорил?» Разжег я огонь посильнее, насадил юношу на вертел, сунул его в огонь, и вдруг он ожил и невредимый и здоровый явился передо мной. Да еще говорит мне с досадой: «Зачем ты оживил меня? Побывал я в Стране мертвых и плясал там симд со своей покойной женой, а ты, вернув меня сюда, помешал нашей веселой пляске». Узнав об этом, я тут же вонзил себе меч в грудь, выше сердца, и умер. Очнулся я в Стране мертвых. Вижу, пляшут там симд, и жена моя покойная между ними. Тут же я взял ее за руку и пошел с ней в симде, и сам Барастыр смотрел на нашу пляску. А те, что сидят возле Барастыра, спрашивают его: «Ведь это нарт Сослан, как он попал сюда?» «Он убил себя, чтобы повидаться с женой,– так попал он к нам»,– ответил им Барастыр. Захватил я жену и вместе с ней вернулся домой из Страны мертвых. Вскоре у меня родился сын, и из шкуры этой лисицы, что мы сейчас убили, намерен я сделать шапку для сына моего. Вот какие чудеса случались со мной, дорогой наш племянник Аца,– так кончил рассказ свой Сослан. – Ну, а теперь рассказывай ты, Урызмаг, за тобой черед,– сказали судьи. И вот что сказал Урызмаг: – Я тоже нартский муж, не хуже других. Много совершил я дивных дел, много я видел чудес, но обо всем, конечно, не стану рассказывать. А вот послушайте-ка, что случилось со мной поздней осенью, когда я охотился на равнине Зилахар. Ничего не припас я в дорогу и не добыл ничего на охоте. К вечеру пал вдруг туман, и настала такая черная ночь, что я сразу заблудился. От голода и от жажды на тонком волоске держалась душа моя в теле. Но Бог привел меня в заросли бурьяна – видно, здесь была когда-то стоянка пастухов. «О, если бы здесь сохранился плетнем огороженный загон, в котором я мог бы прилечь и отдохнуть в безопасности!» Только выговорил я эти слова, смотрю – плетень передо мной, а за плетнем показалась дверь. «Войду-ка я внутрь, там мне будет безопаснее»,– так подумал я, открыл дверь и вошел. Попал я в чудесно убранное жилище, и тут сердце мое окрепло. «Вот теперь поесть бы чего- нибудь»,– вслух сказал я. И только сказал, гляжу – передо мной стоит фынг, заставленный напитками и яствами. Насытился я, и беззаботному сердцу сороки подобно стало мое сердце. «Вот теперь ничего мне не нужно», – подумал я. Сытый, во хмелю, веселый, задул я огонь и прилег. Вдруг в полночь все кругом озарилось светом. «Уж не дом ли загорелся?»–тревожно подумал я, но тут же услышал женский голос: «Не тревожься, нартский муж, то сползло одеяло с ноги моей».– «Что это за диво? – подумал я.– Что за создание живет здесь, у которого так светится кожа?» Не могу больше заснуть. А в комнате стало еще светлее. Поднялся я с ложа. «Право же, чей-то дом горит неподалеку»,– подумал я опять. И опять слышу совсем близко женский голос: «Не пугайся, нартский муж, это рука моя светит». «Это человеческий голос,– подумал я.– Так какова же должна быть та, от которой исходит такой свет!» Третий раз вспыхнул свет и стал еще ярче. Тут встал я с постели, стою, удивляюсь. А из соседней комнаты сказала она мне: «Не пугайся, нартский муж, это от косы моей свет исходит».– «Эх, умереть бы тебе, Урызмаг! – подумал я и шагнул к двери.– Должен я узнать, что это за диво». И тут женщина сказала мне: «Что ты хочешь делать, Урызмаг? Ведь все, в чем ты нуждался – вкусные яства и хмельные напитки,– все прошло через твое горло. Почему ты не лежишь спокойно? Зачем ищешь лишнего?» – «А ведь она подманивает меня к себе»,– так подумал я, направляясь на ее голос. «Прошу тебя, не подходи ко мне близко, иначе плохо тебе будет,– сказала мне женщина. Да погибнет пьяница! Много я съел и еще больше выпил, и все это съеденное и выпитое заставило меня все-таки пойти к ней. Но только переступил я через порог, как ударила она меня войлочной плетью, и превратился я в осла. После этого отдала она меня одному человеку, и несколько лет работал я на него. Сединами покрылась спина моя, и бока мои ввалились – так сильно я отощал. Но мой разум человека оставался при мне. Когда вернули меня моей хозяйке, она снова ударила меня войлочной плетью, и я обернулся лошадью и несколько лет ходил в упряжке. Потом опять ударила она меня, и стал я собакой. Не было лучше меня собаки, и повсюду пошла обо мне хорошая слава. В то время хищные звери повадились резать скот одного алдара. Приехал алдар к моей хозяйке: «Прошу тебя, дай мне твою собаку, слава о которой везде прошла. Может быть, она убережет мое стадо».– «Не дам я тебе мою собаку. Надо держать в холе эту собаку. Боюсь, не угостишь ты ее как следует! Нет, не дам я ее тебе».– «Да разве ей нужно больше того, что волк истребляет в моем стаде за одну ночь?»– сказал алдар. И тогда хозяйка отдала меня. Вот привел он меня к своим пастухам. Но он недавно женился, не хотелось ему оставаться на ночь возле стад, и велел он своим пастухам: «Вы как следует накормите эту собаку, а я еду домой». И, вскочив на своего выхоленного коня, умчался алдар. «Еще недоставало, чтобы мы стали прислужниками у твоей собаки! – сказали пастухи, как только он уехал.–Да если волки и нападут на стадо, ведь не наш скот задерут они». Не накормили они меня и легли спать. Настала полночь, двенадцать волков подошли к стадам и завыли: «О Урызмаг, Урызмаг! Вот мы идем к тебе...» И тогда я завыл им в ответ: «Вольны вы делать все, что хотите, я даже головы не подыму сегодня». Напали двенадцать волков на стадо, и до самого рассвета они пировали и столько овец истребили, сколько им захотелось. И я в этом деле стал им товарищем. Истребил я в два раза больше того, что истребили они. Утром прискакал алдар на своем выхоленном коне. «Ну, как вы тут живете? Хорошо ли охраняла отары моя собака?»– «Вот посмотри, как она охраняла,– половину стада задрали волки»,–сказали ему пастухи. Тут поймали меня и стали избивать, и всякий старался ударить меня побольнее. Потом алдар забрал меня. Он ехал на коне, а я на привязи бежал рядом с конем, и, пока не приехали мы домой, он все время бил меня. «Ну что, плохо она сторожила?»–спросила алдара моя хозяйка. «Пусть бы пропала твоя собака,– половину стада задрали у меня вчера волки».– «Не простит тебе этого бог,– ответила ему женщина.– Хорошо знаю я, как сильна моя собака, но ты плохо кормил ее». Прошло немного времени, и другой алдар приехал с просьбой к моей хозяйке: «Одолжи мне свою собаку. Хитрые звери повадились ходить в мои стада».– «Не дам я тебе мою собаку. Недавно один алдар брал ее у меня, и привел обратно жестоко избитую, и жаловался, что она не уберегла его овец».– «Он из одного рода, а я из другого. Он тот алдар, а я этот. Ты меня за него не принимай». Ничего не ответила ему на это моя хозяйка. Алдар достал из кармана шелковую веревку, надел ее мне на шею и привел к своему стаду. Собрались пастухи, и сказал он им: «Приведите-ка сюда скорее самого большого барана». Жирного бурого барана притащили пастухи. «Зарежьте-ка его поскорее и сварите». Исполнили пастухи его приказание. Алдар велел пастухам покормить меня, и они стали, отбирая самые мягкие куски, кормить меня теплым, жирным мясом. «Подоите коз и подбелите его суп молоком»,– приказал алдар. Пастухи так и сделали. Подлили мне в суп молока, и до отвала наелся я и мясом, и супом. Позади седла алдара был привязан ковер. Он сам разостлал его около загона, в котором стояли овцы, и показал мне на этот ковер. Прилег я на мягком ковре, одну на другую положил передние свои лапы, а на лапы положил голову. Сам алдар остался ночевать при стаде. Вот уснул он, уснули пастухи, настала полночь, и снова услышал я голоса тех же двенадцати хитрых волков. «О Урызмаг, Урызмаг, сейчас мы придем к тебе!»–завыли они. «Напрасно вы это задумали,– ответил я им.– Не найдете вы здесь поживы». Подошли они ближе и еще громче завыли: «Мы идем к тебе, Урызмаг!» – «Напрасно идете, не будет вам здесь поживы»,– ответил я им. Еще ближе подошли они, еще громче завыли: «Пусть падет на нас твоя немилость, Урызмаг. Ты ведь один, а нас двенадцать».– «Что ж, попробуйте, идите!» – ответил я им. Тут со всех сторон напали они на стадо, но ни одного волка не подпустил я ни к одной из овец. В кучу валил их друг на друга и к рассвету убил всех двенадцать. Проснулись к этому времени алдар и пастухи. «Бог погибель наслал на нас,– сказали они,– мало уцелело наших овец». А сказали они так потому, что во время нападения волков овцы, испугавшись, сбились в кучу. А когда стали пастухи считать- пересчитывать, все овцы оказались в целости. Даже ухо не было оторвано ни у одного ягненка. Подошли они ко мне, глядят: двенадцать волков сложены друг на друга. И тут алдар обнял меня. «Ведь не для одного меня были бедой эти волки. Как смогу я отблагодарить такую собаку? Идите,– сказал он пастухам,– да притащите-ка сюда барана побольше». Взял алдар шелковую веревку, за один конец привязал меня, за другой барана, и привели нас к моей хозяйке. «Ну вот, женщина. Добра, которое ты мне сделала, я не забуду до тех пор, пока свет светит. А этого барана прими в подарок». А после этого уехал алдар домой,– все было так, как должно было быть. Опять прошло недолгое время, пришли к моей хозяйке охотники. «Одолжи нам свою собаку, которая прославилась на весь мир. Пришел в наш лес белый медведь. Никак не можем мы выгнать его оттуда, и убить его нам не удается. Не поможет ли нам твоя собака?» – «Хорошенько заботиться надо о моей собаке. Если не позаботитесь вы о ней, не будет вам от нее пользы»,– сказала моя хозяйка. «Неужели мы не сможем позаботиться о собаке? Ведь пока мы будем в лесу искать медведя, не пропустим мы и другой дичи. Сами будем сыты и ее накормим, иначе какие же мы охотники?» Отдала меня хозяйка, и они увели меня. Вот приблизились мы к тому месту, где ходил медведь. И тут они пустили меня по его следу. Скоро увидел я белого медведя, и бросился он от меня бежать. Я за ним. Устремился медведь к высокой горе, я не отстаю. Добежал он до горы и сел по-человечьи. Когда я подбежал к нему, он сказал мне: «Садись-ка рядом со мной. Не медведь я, я Афсати. Узнав о твоих горестных делах, принял я облик медведя, чтобы помочь тебе. Я знаю о тех бедствиях, которые ты испытывал, когда превратили тебя в осла и в лошадь. Но тогда я был занят и не мог тебе помочь. А теперь мы сделаем так: пусть охотники занимаются охотой, а ты беги к своей хозяйке и притворись, будто ты болен. Обильной едой будет кормить тебя эта женщина, но ты куска в рот не бери и притворись умирающим. И скажет она: «Ну что ж, подыхай. Для меня ты всего- навсего собака, сын собаки». Она перешагнет через тебя и уйдет, оставив тебя подыхать. Но как только выйдет она за дверь, ты достань из-под изголовья ее войлочную плеть и, взяв ее в лапу, хлестни себя ею. Ты был Урызмаг – снова станешь Урызмагом. Сядь на ее ложе, держа в руках войлочную плеть, и дождись прихода хозяйки». Сделал я так, как научил меня Афсати, и вот снова стал я Урызмагом, и с войлочной плетью в руке сел на ложе женщины, и дождался ее возвращения. «Ну, горе пришло твоей голове,– сказал я, увидев ее.– Прежде чем уйдешь ты в Страну мертвых, ты вознаградишь меня за мои мучения». Целую ночь провел я с ней, а утром ударил ее войлочной плетью и сказал: «Стань ослицей». И превратилась она в ослицу. Пригнал я ее в нартское селение, и каждый из вас знает ее: это серая ослица, которая принадлежит Бората. Вот и весь мой сказ. Ничего более чудесного пока я еще не видел в своей жизни,– так закончил свой рассказ Урызмаг. Стали тут судьи судить-рассуждать: – Что и говорить! Удивительна та быль, которая случилась с Хамыцем. Удивительнее то, что рассказал Сослан. Но чудеснее всего дела Урызмага, которому столько времени пришлось пробыть в шкуре осла, лошади и собаки. Пото-му эта лисья шкура присуждается Урызмагу. Урызмаг взял шкуру и велел сшить себе из нее отвороты для шубы. Молва об этой шубе жива еще и доселе.



УРЫЗМАГ И ТРОЕ ИСПЫТУЮЩИХ

Разнеслась по всему свету молва, что стоит, мол, нарту Урызмагу взглянуть на человека, как тотчас же скажет Урызмаг, какой у него нрав. – А если он этого человека видит впервые, неужели и тогда он сможет сказать, что за человек перед ним? – спрашивали одни. – Как это можно узнать, что у человека на сердце, если не поесть с ним много дней хлеба-соли? – говорили другие. И вот встретились трое мужчин, и зашла у них речь о мудром Урызмаге. Один был с брюшком, богач и чревоугодник. Не было человека, из которого он не извлек бы выгоды для себя. Второй был среди плутов плут. Душу, глаз готов он был отдать, лишь бы обмануть кого-нибудь. Никогда не сдерживал он слова, да и клятвой тоже пренебрегал. По виду худощав, взгляд у него пронырливый и плутоватый, говорлив не в меру. А третий был тих и немногословен. Когда, бывало, что-нибудь случалось за столом – кровавая ссора – и надо было примирить кровников, или же между озлобившимися друг на друга соседями восстановить дружбу, или примирить враждующие селения, или сватов послать из одного селения в другое, а то и просто слово сказать на пиру или на поминках, то всегда обращались к этому мужчине. Был он любимцем народа, человеком добрым и умным. Долго разговаривали они об Урызмаге и под конец решили: – Пойдем-ка и посмотрим своими глазами, такой ли мудрый на самом деле нарт Урызмаг, что, не пожив с человеком, с первого взгляда узнает нрав его. Так сказали они, тут же собрались в путь и отправились в нартское селение. В одно время прибыли эти трое испытующих в нартское селение–как же могло быть иначе!–и спросили, где здесь живет мудрый нарт Урызмаг. Объяснили им, что, когда увидят они на такой то улице высокую ограду и островерхий дом, вот это и будет дом нарта Урызмага. Вошли трое испытующих в дом Урызмага, спросили, где он, и сразу же вышел к ним высокий старик с длинной седой бородой. – Гости – счастья посланцы! Заходите, солнышки мои. – Да будет долгой, счастливой и солнечной твоя жизнь, нарт Урызмаг!– сказали вместе трое путников. Нарт Урызмаг ввел их в дом, усадил, сам же засуетился – то выходит из дома, то входит в него. – Чего ты беспокоишься, Урызмаг? Просим тебя, не беспокойся о нас. – Не говорите так, дорогие гости. Гость – посланец Бога. Гость – готов, хозяин – не готов,– ответил Урызмаг9. – Но сначала скажите: кто вы и какое дело привело вас в этот дом? – Мы,– ответили путники,– слышали о твоей мудрости. Весь мир говорит, что Урызмаг с первого взгляда узнает нрав человека. И мы хотим увидеть своими глазами, услышать своими ушами, понять своими сердцами – так ли это на самом деле или нет! Поэтому мы и прибыли сюда. – Хорошо, солнышки мои, хорошо,– сказал им Урызмаг.– Посидите пока, а я проведаю других моих гостей. Ничего не возразили трое путников. И снова Урызмаг то наружу выйдет, то в другую комнату войдет, а то снова обратно вернется. Удивляются путники. Показалось им, что Урызмаг как будто сильнее прежнего беспокоится. И когда он снова вернулся к ним, они спросили его: – Что это за необычные гости, о которых ты так сильно беспокоишься? – Как же мне о них не беспокоиться, съесть бы мне ваши болезни! Это гости из дальней страны. Прибыли сюда немного раньше вас. А дома, кроме меня, никого нет! Вот в чем причина моего беспокойства. –Кто же они такие?–спросил мужчина с брюшком.– Наверное, они богаты? – Может, они выдают себя не за тех, что они есть на самом деле? Может, они обманывают тебя? Чего только не бывает! Мало ли шатается по дорогам плутов! – сказал второй. – Наверное, ты хочешь оказать честь мужам заслуженным – таким, Кто большие дела решает, кого за это народ почитает и кто поэтому близок твоему сердцу? Наверное, это такие люди? – Не знаю,– сказал Урызмаг.– Я еще не побыл с ними, и мне нечего о них сказать. – Тогда будь благосклонен к нам и скажи, у кого из нас какой нрав. Ты, конечно, никогда не видел нас, но теперь мы уже познакомились. – Мне нечего вам сказать, мои гости. У меня нет других гостей, кроме вас. А каждый из вас сам уже сказал о себе все. Удивились испытующие, встали, попрощались и отправились домой.



КАК ПОЯВИЛОСЬ ПИВО

Опустилась птичка на хмелевую лозу, сорвала она зеленую шишечку хмеля и три зернышка выклевала из нее. Весело вспорхнула, и полетела прямехонько в селение доблестных нартов, и опустилась там на хуртуан, где сушился на солнце сладкий солод. Клюнула она зернышко – одно только зернышко сладкого солода,– и свалилась пташка на землю. Хочет вспорхнуть, а крылья точно подрезаны. Хочет бежать, а лапки не держат ее. Увидел ее тут нарт Урызмаг, поднял с земли, принес в дом и показал жене своей – мудрой Шатане, славной нартской хозяйке. Шатана бережно взяла птичку в руки и положила ее на кучу пшеничных зерен. И–чудо!–сколько сверху ни брали пшеницы, не становилось ее меньше. А птичка скоро очнулась, вспорхнула, защебетала и улетела прочь. И задумалась вещая Шатана. Стала спрашивать она Урызмага, и рассказал Урызмаг Шатане все, что на глазах у него приключилось с птичкой. А об остальном мудрая Шатана сама догадалась. Смолола она солода, сварила его, процедила варево и положила в него крепкую закваску из хмеля. Зашипело, заискрилось варево и покрылось белой пеной. Пили нарты, и дивились нарты такому напитку. Из чего варится пиво? Из солода ячменного, из солода пшеничного, а закваску возьми с хмеля, что вьется по орешнику. Поднеси-ка нам, Шатана, Черного пива! Выше подыми чашу, Нарт Урызмаг! Пусть счастливые дни Принесет нам черное пиво, И радостные песни будем петь мы о нем!



ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД УРЫЗМАГА

Одряхлел нарт Урызмаг, надломились его силы, не ходил он больше в походы. Перестала нартская молодежь спрашивать у него совета, а нашлись и такие юноши, что смеялись над Урызмагом. С утра уходил нарт Урызмаг на нихас и проводил там целые дни, слушая новости, которые рассказывали люди. Глядел, как состязается в стрельбе из луков нартская молодежь, вспоминал свои молодые годы и грустил о том, что никогда они не вернутся. – Эх, если бы еще раз сходить мне в поход! – воскликнул раз Урызмаг и пошел на большой нартский нихас. Там сидела нартская молодежь. И сказал ей Урызмаг: – С детства и до самой старости все силы разума своего щедро отдавал я вам, а теперь старая голова моя стала для вас обузой, и нет от меня больше проку. Потому прошу я вас: сколотите большой и крепкий сундук, положите меня в него и бросьте в море. Нельзя меня хоронить на кладбище нартов10. Тут некоторые юноши сказали: – Как станем мы жить, если не будет с нами мудрого Урызмага, который наставлял нас на разум? Но слышны были и другие голоса: – Совсем уже состарился он и ни на что теперь не годен. Никто не решился исполнить волю Урызмага. И на следующий день, придя на нихас, Урызмаг опять стал просить, чтобы сделали сундук, положили его туда и бросили в море. Видят молодые нарты, не уговоришь старика. На третий день сколотили они сундук, положили туда Урызмага, дали ему на неделю еды, плотно закрыли крышку и бросили сундук в море. Но не поглотила этот сундук морская бездна, бережно подняли его волны морские и понесли. Долго ли, коротко ли несли они его, но однажды ночью вынесли на берег в месте, куда пригоняли на водопой коней царя черноморского. Утром слуги алдара пригнали по обыкновению коней на водопой, но кони не подходят к водопою, фыркают они и рвутся прочь. Подошли слуги к воде, смотрят и видят на берегу большой сундук. Сорвали они с сундука крышку – лежит в сундуке старик в шубе. Удивились слуги этому диву и спрашивают старика: – Кто ты такой и какой бог принес тебя сюда? – Я нарт Урызмаг. Старость моя пришла, надоела мне жизнь, и попросил я, чтобы бросили меня в море. Побежал тут один из слуг к царю и сказал ему: – Пусть погибну я от немилости твоей, царь наш, кого ты всю жизнь свою мечтал взять живым в плен, нарт Урызмаг, находится теперь в твоих руках. И приказал тут царь своим слугам: – Сейчас же приведите сюда нарта Урызмага. И когда привели Урызмага, очень был рад царь черноморский, что наконец-то попал к нему в плен нарт Урызмаг. Заковали руки и ноги Урызмага в тяжелые колодки, заточили его в башню. Крепко заперли башню и оставили только малую щель, в которую с трудом можно было просунуть еду для Урызмага,– столько еды, сколько нужно, чтоб он не умер с голоду. Мало ли, много ли времени прошло, а Урызмаг все сидит в башне. Надоело ему это, стал он думать и вот что придумал. Однажды, когда слуга по обыкновению принес ему убогую пищу, сказал ему Урызмаг: – А все-таки, как посмотрю я, глуп ваш повелитель. Ну какая корысть ему от того, что я умру в этой башне? А ведь мог бы он получить выкуп за меня, как за пленного. Побежал скорее слуга к царю. – Пусть погибну я от немилости твоей, наш славный повелитель,– говорит он,– но удивительные слова сказал наш пленник. «Глуп, – сказал он, – ваш повелитель, как я посмотрю. Ну какая ему корысть от того, что умру я в этой башне? А ведь мог бы он получить выкуп за меня, как за пленного». И приказал тут царь: – Сбейте колодки с пленного и приведите его ко мне. Сбили слуги колодки с рук и ног Урызмага и привели его к царю. – Ну, нарт Урызмаг, какой выкуп хочешь ты предложить мне? Ведь у тебя ничего нет? – У меня здесь, конечно, ничего нет,– ответил Урызмаг.– Но если семья моя и мое селение узнают, что их старший попал в плен, то не пожалеют они за меня никаких богатств. Сам я богат, но в три раза больше, чем есть у меня, даст за меня селение нартов. – А все-таки сколько я получу?–спросил царь черноморский. – Хорошо, я скажу тебе. И если по сердцу придется тебе мой выкуп, то ты получишь его. Большое стадо пригонят к тебе. Будет в нем сто раз по сто однорогих быков, сто раз по сто двурогих, сто раз по сто трехрогих, сто раз по сто четверорогих и сто раз по сто пятирогих. Как было не обрадоваться алдару, когда услышал он о таком выкупе! Развеселился алдар и сказал Урызмагу: – Ну, скорее посылай в свое селение! – Дай мне людей, которых я мог бы послать гонцами,–сказал Урызмаг.–Нужны мне двое мужчин: чтобы у одного были черные волосы, а у другого – рыжие. Они передадут нартам мое слово и укажут дорогу сюда. Царь приказал, и двое мужчин – один черноволосый, Другой рыжий – пришли к Урызмагу. Рассказал им Урызмаг, как ехать в страну нартов, и велел им: – Когда приедете, скажите нартам, что попал Урызмаг в плен к царю черноморскому и просит прислать за него выкуп: сто раз по сто однорогих быков, сто раз по сто двурогих быков, сто раз по сто трехрогих быков, сто раз по сто четверорогих быков и сто раз по сто пятирогих. Пусть одного черного быка и одного бурого погонят нарты впереди стада. Эти два быка укажут им сюда самый верный путь. Если же заупрямятся эти быки, пусть отрубят голову черному быку и голову его повесят бурому быку на шею, и тогда он приведет их сюда. Отправились гонцы в Страну нартов. Долго ли, коротко ли они ехали, но как-то вечером доехали. Нарты сидели в то время на нихасе. – Добрый вам вечер,– сказали гонцы,– и пусть будет благодать на вашем нихасе! – Пусть будет счастлива ваша жизнь, дорогие гости!– ответили нарты.–По всему видно, что прибыли вы издалека. Солнце или ненастье привело вас? – Прибыли мы из Страны царя черноморского. В руки нашего царя попал нарт Урызмаг. Потребовал царь наш у него выкуп, согласился Урызмаг и прислал нас за выкупом. Что и говорить, обрадовались нарты тому, что жив Урызмаг, и спросили гонцов: – Ваши недуги готовы мы проглотить, дорогие гости. Какой выкуп требует хозяин ваш от Урызмага? И ответили гонцы: – Вот что просил передать вам нарт Урызмаг: «Вышлите за меня выкуп – сто раз по сто однорогих быков, сто раз по сто двурогих, сто раз по сто трехрогих, сто раз по сто четверорогих и сто раз по сто пятирогих. Одного черного быка и одного бурого быка гоните впереди стада. Эти два быка укажут вам сюда самый верный путь. Если же заупрямятся эти быки, то отрубите голову черному быку и повесьте ее бурому быку на шею, и тогда он верный путь укажет в Страну алдара черноморского». Устроили нарты гостей на ночлег, а сами стали думать: где достать им такой выкуп? – У ста по сто быков отрежем по рогу, и будет у нас столько однорогих быков, сколько нужно. О двурогих и говорить не будем – их легко собрать. Но где сыщем мы трехрогих, четверорогих и пятирогих быков? О таких и не слышали мы никогда. Долго спорили нарты, ничего не решили и, когда увидели, что ничего придумать не могут, раздосадованные и встревоженные пошли к Шатане. – Слушай, Шатана, прислал твой старик гонцов из Страны царя черноморского и требует, чтобы дали мы за него однорогих, двурогих, трехрогих, четверорогих и пятирогих быков. Однорогих быков добыть легко, если у двурогих отрубить по рогу. Двурогих у нас много. Но откуда возьмем мы трехрогих, четверорогих и пятирогих? Ведь мы и слышать никогда не слышали о таких быках! И, выслушав их, рассмеялась Шатана: – Ну, вижу я, без этого старика вы все пропадете. Опять нашел он для вас не тронутое еще вами вражье логово, полное добычи. Он вас зовет туда и указывает, какое войско нужно вам снарядить. Быки однорогие – пешее войско, быки двурогие – конница, быки трехрогие – копьеносцы, четверорогие – кольчужники, а пятирогие быки – это войска, всеми видами оружия снаряженные. – А как понимать нам слова: «Отрежьте голову быку черному и повесьте ее на шею быку бурому»? – спросили нарты Шатану. – А значит это вот что: когда выступите вы в поход, то заставьте тех, кто прислан сюда гонцами, указывать вам путь в Страну алдара черноморского. А если будут они сбивать вас с пути, то отрубите голову черноволосому и повесьте ее на шею рыжему, и тот приведет вас куда нужно. Быстро взялась за дело нартская молодежь, в три дня снарядили они могучее войско. Велели они гонцам вести их в Страну царя черноморского. Догадались гонцы, что с недобрыми намерениями идет к ним в страну грозное нартское войско, и, когда отошли далеко от Страны нартов, стали хитрить гонцы: то в одну сторону пойдут, то в другую, хотят завести на погибель нартское войско. А черноволосый пытался оповестить царя об опасности. Тогда нартские воины отрубили черноволосому голову и повесили ее на шею рыжему. Испугался рыжий и повел нартов по правильному пути. Урызмаг рассчитал время, когда должны подойти нартские войска, и сказал в этот день царю: – Пойдем-ка поглядим с вершины, не гонят ли нарты стада, чтобы выкупить меня. Поднялись они на башню и видят: далеко, там, где степь сходится с небом, чернеет что-то, точно грозовая туча. Понял Урызмаг: приближается нартское войско, и сказал царю: – Ну, видишь, гонят выкуп за меня. Пошли же навстречу погонщикам всех своих воинов, кто в часы битв показал себя особенно ловким, пусть они помогут гнать такое большое стадо. Только скажи им, чтоб не брали с собой оружия,– кроме плетей и палок, там ничто не понадобится. А то у нашего скота бешеный нрав: увидев оружие, бросятся в разные стороны, разбегутся, и ничего тебе не достанется. Тогда уж не пеняй на меня. И сколько было людей у царя, всех послал он навстречу нартским войскам и под страхом смерти запретил своим людям брать что- нибудь, кроме кнутов и палок. Увидели нарты людей алдара и стали истреблять их. Подобно облаку, поднялась пыль над степью. Смотрят царь и Урызмаг в степь с вершины башни, и спросил царь Урызмага: – Что это за облако, подобное дыму, поднялось над степью? – Грузный скот гонят тебе на выкуп,– ответил Урызмаг.– И ты видишь пар от их дыхания и пыль, которую поднимают их копыта. – Не кажется ли тебе, что шум боя доносится сюда? – спросил царь. – Когда идет такой грузный скот, подобны шуму боя топот копыт его и мычание,– ответил Урызмаг. Тем временем нартские войска истребили воинов царя черноморского. От века не упомнят люди такого побоища! И Урызмаг, видя, что удался хитроумный замысел его, со всей силы ударил по лицу царя черноморского. – Ты нарта Урызмага хотел погубить? Посмотри же вниз: как собак, истребили нарты все твое войско. И, схватив царя черноморского за край одежды, Урызмаг сбросил его с башни. Обрадовались нарты, увидев, что жив старый Урызмаг. И сказал им Урызмаг: – Вижу я, что если не будет с вами старой моей головы, то, пожалуй, ворона утащит вас в свое гнездо. Много скота нашли нарты в Стране алдара черноморского. Много добра его увезли они в Страну нартов. По справедливости поделили они добычу между тремя нартскими родами, ни один человек не был обижен. Целый год резали они скот алдара черноморского, целый год пировали, поминая погибших нартских воинов.




СЫРДОН РОЖДЕНИЕ И ЖЕНИТЬБА СЫРДОНА

Случилось это в стародавние времена, когда жива была еще дочь Донбетгыра красавица Дзерасса. Два сына ее, Урызмаг и Хамыц, были тогда в походе. А старому Уархагу захотелось пить, и сказал он красавице Дзерассе: – Пойди, солнышко мое, на речку и принеси студеной воды, а то теплая вода не утоляет жажды. Дзерасса взяла два деревянных ведра и спустилась к речке. И тут у самой воды увидел ее владыка рек Гатаг. Улыбнулся он и подмигнул ей: – О мое солнышко, красавица Дзерасса, как бела твоя кожа! Полюби меня – или не дам тебе воды. Дзерасса испугалась и без воды вернулась домой. Второй раз пошла к реке Дзерасса. Думала она, что наскучило Гатагу караулить ее. Но Гатаг снова поджидал ее у воды и на этот раз добился своего. Родился после этого сын у Дзерассы. Сырдоном, сыном Гатага, назвали его. Детство свое Сырдон провел у донбеттыров. Когда подрос он, то покинул подводную страну, вылез из-под моста и пришел на нартский нихас. Дивились ему нарты: – Лицом похож он на нас, но что-то дьявольское есть в нем. Откуда он взялся? Где живет? Спросили нарты Сырдона: – Расскажи нам, Сырдон, кто ты такой и откуда взялся. Сырдон пошел к Дзерассе и говорит ей: – Нарты спрашивают меня, кто я и откуда. Что мне им ответить? – Скажи им, что ты тоже нарт, как и они, – ответила ему Дзерасса. – Только не говори им, что родила тебя я, и тогда я выдам за тебя племянницу нартов. Она у меня гостит, ты чаще наведывайся ко мне. Сырдону только того и надо было. Каждый день выходил он на нихас и дразнил нартов: одних рассердит, других поссорит. Если кто- нибудь кидался на него, чтобы его избить, Сырдон исчезал под землей, и нарты никак не могли его изловить. Раз Сырдон сидел на нихасе. А молодой Сослан вернулся из похода и привел с собой собаку. Нарты хвалили собаку. На ночь Сослан привязал ее во дворе. Когда все уснули, Сырдон прокрался во двор Сослана и украл его собаку. Сырдон дал собаке колдовское снадобье и приворожил ее к своему дому. Днем собака ходила всюду, а ночью непременно возвращалась в дом Сырдона. Сослан хотел вернуть себе собаку, но та к нему и близко не подходила. Понял Сослан, что собаку его украл Сырдон, но не знал он, где Сырдон живет. Бывало, Сослан погонится за собакой, а она исчезает где-то под мостом. Может, там и живет Сырдон? Вот раз Дзерасса научила Сырдона: – Сегодня в полдень племянница нартов будет возвращаться домой, девушки проводят ее до источника Дзыхы-дон, после этого она останется одна, и ты тогда не зевай! Сырдон поджидал племянницу нартов возле источника Дзыхы-дон. Когда девушки, сопровождавшие племянницу нартов, вернулись, Сырдон завлек ее к себе. Она родила нарту Сырдону тройню – трех сыновей сразу. Когда начала она рожать, Сырдон посадил ее около очага, и первого мальчика назвал он Конага. Но страдания роженицы не прекратились, и Сырдон посадил ее к себе на колени. Потому, когда родился второй сын, Сырдон назвал его Уарага. А третий мальчик родился с закрытым ртом и чуть было не задохнулся. Тогда Сырдон сам раскрыл ему рот, и начал в него дуть, и этим спас жизнь ребенка. Третьего сына Сырдон назвал Фуага, что значит «дуновение». Так в один день родились у Сырдона три сына, три близнеца. Мать их не могла оправиться после родов и вскоре умерла. Сырдон сам выкормил своих сыновей, и они всегда были у него сыты. Нарты называли Сырдона коварством неба и хитростью земли. Он был так красноречив, что о нем говорили, будто он языком своим может разрушить гранитную скалу. Сырдон знал не только все, что было, но и мог заранее предсказать то, что будет. Он знал, девочка или мальчик растет в утробе матери. Был у Сырдона на лбу таинственный шрам – признак счастья. Но беден был Сырдон. Не ладил Сырдон с нартами. Часто пытались они обмануть Сырдона, устраивали ему всякие козни, но и он тоже нартов не щадил. «Кто Сырдону строит козни, против того эти козни обернутся!» – говорили нарты. Но хотя нарты сердились на Сырдона, они ценили его. Без Сырдона их походы никогда не были вполне успешны, и насколько он был для них вреден, настолько же и полезен.




ПОХОД НАРТОВ

В далекий поход собрались именитые нарты Урызмаг, Хамыц, Сослан и Батрадз. Много младших нартов их сопровождало. Только выехали они из селения, как вдруг пришло им в голову: «Почему бы нам не взять с собой Сырдона? С ним весело в дальнем походе». И сказал тут кто-то из младших нартов: – Подождите меня здесь, и я съезжу за ним. – Что ж, подождем, – ответили нарты. – Только поторапливайся и возвращайся скорей. Поскакал юноша обратно в селение, подъехал к воротам Сырдонова дома и громко позвал его: – Эй, дома ли ты, Сырдон? Выгляни. – Я здесь, – отозвался Сырдон, вышел и спросил юношу: – Готов тебя послушать, если ты скажешь мне что-нибудь хорошее. – Отправились в дальний поход самые доблестные из нартов, и хотят они, чтобы ты сопровождал их, – сказал юноша. Помолчал Сырдон, забота затуманила лицо его, и вот он ответил: – Как же я поеду? Все вы знаете, что нет у меня коня. – Не говори, Сырдон, о том, что нет у тебя коня. Разве наши кони – не кони? Разве мы не младше тебя? Мы – верхом, ты – пешком; ты – пешком, мы – верхом, – так и доедем. – Ладно, – сказал Сырдон, потому что жаждал побывать в походе. И, заправив за пояс полы своего бешмета, догнал он нартов в условленном месте, и они двинулись в поход. Верхом едут нарты, а Сырдон пешком идет за ними. И тут один из нартов, кто позаносчивей, сказал своим товарищам: – Даваите поедем напрямик по скошенному лугу, пусть Сырдон до крови исколет себе ноги. И вот вдоль реки по скошенным лугам держат путь нарты. Сырдон до крови исколол свои босые ноги сквозь худую обувь. Долго длилось это, и тогда Сырдон обратился к молодым нартам: – Эй, нартские юноши, не держите вы слова. Обещали подвезти меня на коне, а никто мне коня не уступает. Я же устал и не могу больше идти пешком. Что же теперь будет? Тут Урызмаг сказал ему в ответ: – Кому нужен конь, тот должен был выехать на нем из дому. Кто из нас мог обещать тебе, что мы будем везти тебя на коне? – Ваш младший, посланный за мной, обещал мне это, – ответил Сырдон, стараясь сдержать свое возмущение. Ничего не ответили Сырдону нарты. Гарцуют они на прекрасных конях своих по весенним зеленым лугам и дразнят Сырдона. Кто на всем скаку выхватит у него палку или схватит шапку с его головы, а кто, чтобы пуще разозлить его, джигитует вокруг него на коне. Помолчал Сырдон, а сам подумал: «Недолго вам смеяться, наступит мой черед, посмеюсь и я над вами». Едут нарты дальше, и опять говорит им Сырдон: – А все-таки нехорошо получается. Нарушили вы свое обещание, заставляете меня идти пешком. Тогда тот юноша, которого посылали за Сырдоном, спросил его: – А ведь ты неправду говоришь, Сырдон. Кто обещал тебе уступать коня? – Ты обещал, – ответил Сырдон. – Лжешь, Сырдон. Вот как сказал я тебе: «Ты – пешком, мы – верхом; мы – верхом, ты – пешком». Как обещал тебе, так оно и есть. Там, где ты идешь пешком, мы едем верхом; там, где мы едем верхом, ты идешь пешком. Как мы сговорились, так оно исполняется. Понял тут Сырдон, что обманул его юноша, покачал головой и замолчал. Далеко проехали нарты, и вот достигли они широкой реки. Больше всех беспокоился Сырдон: как ему, пешему, переправится через эту широкую реку? Сказал ему Урызмаг: – Держись, Сырдон, за хвост коня моего, и я помогу тебе перебраться на тот берег. Схватился Сырдон за хвост Урызмагова коня, и поплыли они. Далеко отплыли от берега, и спрашивает Урызмаг Сырдона: – Скажи, Сырдон, когда и где надлежит человеку стричь себе ногти на руках и ногах? – А где вспомнит он об этом, там пусть и стрижет, – ответил Сырдон. Остановил тут Урызмаг коня своего и начал стричь ногти. Сначала на руках остриг, а потом разулся и стал стричь на ногах. Пока, не торопясь, занимался Урызмаг этим делом, Сырдон держался за хвост коня, и волны метали его из стороны в сторону, – да и как же могло быть иначе? Ну, а когда Урызмаг закончил свое дело, ударил он коня своего и перебрался с озябшим и вымокшим Сырдоном на тот берег. Поехали нарты дальше. Так долго они ехали, что совсем износилась у Сырдона обувь. Поднялся тогда он на высокий курган и сказал: – Прощайте, нартские воины! Я остаюсь здесь. Дай вам Бог с большой добычей вернуться в нартскую страну, на Площадь дележа. Но когда будете возвращаться и нартские девушки будут поджидать вас, стоя на кургане, и не досчитаются одного, тогда они скажут: «Видно, продали нарты товарища своего и едут теперь делить то, что получили за его голову». И тут Урызмаг сказал: – Это верно ты говоришь. Видно, придется нам все-таки по очереди везти тебя за седлом. – Конь Сослана мчится, расшвыривая землю. Я сяду сперва за седлом у Сослана, – сказал Сырдон и сел за седлом Сослана. И тут Сырдон из кармана у Сослана незаметно вытащил его кремень и огниво, сам же сказал Сослану, притворно вздыхая: – Жаль мне твоего коня, приходится нести ему двойную ношу. Пересяду-ка я на другого коня. Вон как несется конь Урызмага Арфан, разбрасывая землю. Пересяду я на него! – И слез Сырдон с коня Сослана. Урызмаг посадил Сырдона у себя за седлом, и дальше поехали нарты. А у Урызмага были три огнива и три кремня, из них один кремень и одно огниво были привязаны к поясу, другой кремень и другое огниво хранились у него под подушкой седла, а третье огниво и третий кремень – привязаны к набедренному шнуру. Выкрал у Урызмага Сырдон все три огнива и все три кремня и говорит ему: – Устал твой конь, тяжело ему нести двух мужчин. Пересяду-ка я к кому-нибудь другому! – Соскочил он с коня Урызмага. Посадил его Хамыц к себе за седло. Тут Сырдон и у Хамыца выкрал огниво. Так Сырдон по очереди посидел за седлом у всех нартов и у каждого вытащил кремень и огниво. А тут как раз настала холодная ночь. Остановились нарты на ночевку. И сказал Урызмаг нартским юношам: – Займитесь-ка охотой, молодежь. Может, пошлет нам что-нибудь Афсати, чтобы мы могли утолить свой голод. Побежали нартские юноши исполнять слово Урызмага, – вот уже волокут они тушу оленя. Быстро собрали дрова, а как захотели развести костер, кто ни схватится за огниво, ни у кого его нет. Услышал Урызмаг, как нарты в растерянности ищут свои огнива, усмехнулся и сказал: – Видно, так тешились вы с молодыми женами своими, что дома свой разум оставили. Кто же отправляется в поход, имея с собой по одному огниву? Берите пример со стариков. У меня одно огниво всегда к поясу привешено... – И схватился он за пояс, а огнива там и в помине нет. Смутился тут старый Урызмаг, полез под бешмет, ищет на нижнем поясе другое огниво – и там нет огнива. –Ну,–сказал Урызмаг,–чего не случается!.. Но есть у меня прозапас третье огниво, лежит оно под подушкой седла моего. Сбегайте-ка за ним, молодцы, и сюда его принесите. Побежали юноши, принесли подушку от его седла. Как тучная зарезанная индейка, туго свернута она. Развернул ее Урызмаг, но огнива и там не оказалось. А Сырдон в это время спустился в овраг, собрал там кучу сухого тростника, делая вид, что хочет развести костер. И сказал Урызмаг Сырдону: – Эй, Сырдон, не захватил ли ты с собой огня? Если есть у тебя огонь, разведи-ка нам костер. Но ответил Сырдон: – Ишь, спесивые нарты, чего выдумали! Хотите ехать верхом, и чтобы я нес за вами в полах бешмета горячие угли? Нет у меня ничего! Стали тут сокрушаться нарты. – Что же нам делать? – говорили они друг другу. Урызмаг огляделся и увидел огонь вдалеке. И сказал он опять Сырдону: – Тогда вот что, Сырдон! Видишь там свет? Между тремя горами... Сходил бы ты туда да принес бы нам огня. Сырдон не возразил ни слова, пошел он в ту сторону, где виден был свет. Но с полпути вернулся обратно и сказал нартам, что видел он дом, стучался, но на стук его дверь не открыли и никто не выглянул на его зов. Тогда на поиски пошел один из нартских юношей. Долго шел он в ту сторону, где был свет, и пришел к дому. На стук его вышли из дома семь уаигов. Очень обрадовались они, увидев нартского юношу. – Просящего огня мы не гоним с порога, – сказали они и пригласили его войти в дом. Вошел юноша в дом, но только сел он на скамью, из тяжелых колод сбитую, подлили под него уаиги клею бурамадз, и крепко прилип тут к скамье нартский отпрыск – так прилип, что даже шевельнуться не мог. Долго ждали нарты, что вернется юноша, но так и не дождались и послали за ним следующего, самого младшего. Но и второго юношу посадили уаиги рядом с первым. Так один за другим уходили младшие за огнем и не возвращались. А потом пошли старшие на выручку своих младших. Первым отправился Сослан и тоже сел на скамью. Та же участь постигла Хамыца. Волнуется Урызмаг, места себе не находит, не может дождаться товарищей. И, наконец, отправился он на поиски. Вот подошел к жилищу уаигов и крикнул: – Эй, хозяева дома! Выйдите наружу! И сразу же уаиги вышли к нему навстречу и сказали ему: – Кого ты ищешь? Верно, своих младших? Не тревожься за них, они скоро выйдут. Зайди лучше к нам в гости, мы хотим угостить тебя подогретой аракой. Давно уж стоит она на огне, мы хотим подогреть ее и угостить ею наших гостей. Оттого и задержались твои младшие. Не стесняйся, заходи к нам. И подумал Урызмаг: «А ведь не плохо было бы при такой усталости выпить рог араки». Вошел Урызмаг в жилье уаигов, видит – все нарты, как на пиршестве, сидят в ряд на скамье. Но сердито глядят они на Урызмага, и никто из них не поднялся навстречу ему, как подобает по обычаю. Не понравилось это Урызмагу, и он, тоже сердитый, опустился на скамью выше всех. Но тут подлили под него уаиги свой волшебный клей, и он тоже прилип. Вот так и сидят они в ряд, славные нарты, любители похождений. Как окаменелые, сидят они: бледны их лица, и тоскливо глядят они своими большими глазами. А в огромном котле уаигов ключом кипит вода. В этот котел бросят нартов. И семь уаигов, один сильнее другого, на горном хрустале оттачивают свои ножи. Видя это и слушая лязг стали, чувствуют нарты, как от предсмертного холода замирают их сердца. А Сырдон на стоянке разжег костер, освежевал оленя, которого добыли нартские юноши, приготовил шашлыки и вкусно угостил сам себя. Почки с жиром он зажарил отдельно и привесил их к усам своим – на каждый ус по одной почке. Когда же почки остыли на усах его, он пошел в ту сторону, куда ушли нарты. Дойдя до жилища уаигов, он крикнул: – Куда вы делись, гордые нарты? Видно, опять набиваете свои животы, а меня кинули одного в темном лесу? А что, если меня медведь исцарапает или волки меня съедят? И даже выглянуть вы ко мне не хотите. Услышали нарты голос Сырдона, и словно луч солнца осветил их сердца. На его крик вышли уаиги и говорят ему: – Зайди в наш дом. Будешь нашим гостем, сядешь за стол рядом с другими нартскими гостями. Но Сырдон сказал им в ответ: – Что вы только говорите! Да разве я осмелюсь сидеть рядом с ними? Они, мои алдары, разве позволят мне это? Нет, уж лучше позовите сюда моих господ. Не согласились уаиги позвать нартов, и, хочешь не хочешь, пришлось Сырдону войти в их жилище. Но, увидев нартов сидящими в ряд на скамье, понял Сырдон, что неспроста сидят они, точно окаменев. Встал тогда Сырдон около двери так, чтобы его видели нарты, и, поддразнивая товарищей своих, стал облизывать зажаренные оленьи почки, которые висели у него на усах. Снова стали упрашивать его уаиги сесть рядом с другими нартами. – Я уже сказал вам, что не подобает мне сидеть рядом с ними. Но если возьмете вы кадушку без дна да насыплете в нее золы, то это и будет то, на чем я всегда сижу. Сделали уаиги так, как он просил. Взяли они кадушку без дна, насыпали в нее золы и залили ее клеем бурамадз. Сырдон, усаживаясь, незаметно накренил кадушку, и так как не было в ней дна, то зола высыпалась, а вместе с ней вытек и волшебный клей. После этого Сырдон уселся поудобнее на кадушке. Завели тут уаиги с ним разговор: – Скажи, как выбирают в ваших местах самую жирную скотину для заклания? И отвечает им Сырдон: – В наших краях, когда хотят выбрать скотину пожирнее, проводят рукой по ее загривку. И если загривок мягкий, то, значит, скотина эта жирная и пригодна для заклания. Выслушали его уаиги и стали ощупывать шеи всем нартам по очереди. Самая толстая шея была у Сослана, и решили уаиги, что он самый жирный из нартов. Сорвали они его с места и разложили на столе, как скотину, предназначенную для заклания. И подумал Сырдон: «Ведь если их уаиги зарежут, позор падет на меня». И только хотели уаиги полоснуть Сослана ножом, как вскочил Сырдон и закричал: – Эй вы, которые славитесь по всему свету обжорством! Что вы делаете? Видно, правда, что только о своем брюхе заботитесь вы! Удивились уаиги тому, что Сырдон не приклеился и легко вскочил с места. Переглянулись они, смутились и ответили: – Ну конечно, мы заботимся о своем брюхе. А чем же нам еще заниматься? – То-то и есть. Вы даже толком не узнали, зачем пришли к вам эти люди, и сразу хотите их спровадить к себе в брюхо! – Так будь добр, расскажи нам, зачем пришли они, а мы послушаем, – сказали уаиги. – Вот и послушайте, – сказал Сырдон. – Разгорелся у нартов спор: какое из кузнечных орудий старше других? Вот и прислали нарты к вам своих почетных людей, чтобы разрешили вы их спор. Не утерпел тут старший из уаигов и сказал уверенно: – Правду скажу: в кузнице главнее всего – наковальня! – Нет, мехи главнее! – тут же возразил ему другой. – Не будет мехов, так ты что, ртом, что ли, будешь дуть? – заносчиво сказал он старшему. – А щипцы? – перебил его третий. – Руками-то небось горячее железо не схватишь? – А если молотка не будет? – свирепо закричал четвертый. – Что же ты, кулаком будешь бить по раскаленному железу? Молоток, молоток всех старше! – кричал он, стараясь перекричать других уаигов. И Сырдон тут же поддержал его: – Вот ты, братец, правильнее всех сказал. А ну-ка, пусть они испытают на себе, кто в кузнице всех главнее, – сказал он, увидев молоток в руках этого уаига. По душе пришлись уаигу слова Сырдона. Тяпнул он молотком одного из своих братьев по голове, и упал тот замертво. Бросились тут уаиги друг на друга – и да будет подобное с недругами твоими! – наносят они друг другу тяжелые раны, хватают все, что попадет им под руку. А если выпадало у кого из них оружие из рук, тому подавал его Сырдон и говорил сочувственно: – Какой жестокий удар нанес тебе брат твой, бессердечный брат! И после таких слов с новой силой вспыхивала драка. Видя, как один за другим издыхают уаиги, свободно вздохнули нарты, и живой свет загорелся в их глазах. Вот уаиги истребили друг друга. И, убедившись в этом, Сырдон сказал: – О, мои товарищи, прощайте, я отправляюсь домой. Что рассказать мне в нартском селе? Тут нарты взмолились. – Ради матери твоей, ради отца твоего, Сырдон, спаси нас! Ведь ты для нас не только зло, ты для нас и добро! Доверши свое благодеяние, избавь нас от этой скамьи. – Чем бы мне помочь вам? – ответил Сырдон. – Схожу-ка я за большой пилой и так распилю эту скамью, чтобы у каждого из вас остался приклеенным к заду только кусочек скамьи. – Да как же так! – возмутились нарты. – Ведь мы все достойные мужи, и если нартам покажемся в таком виде, это будет для нас хуже смерти! Нет, просим тебя, сделай так, чтобы нарты не узнали о нашем позоре, придумай что-нибудь. – Ну что ж, – сказал им Сырдон, – могу я предложить другой способ: схожу и приведу восемь буйволов, приделаю упряжки к скамье, на которой вы сидите, и поволоку вас в Страну нартов вместе со скамьей. Заплакали нарты, слезы, подобно граду, текут по их бородам. – Если ты в таком виде приволочешь нас на большой нартский нихас, взглянут на нас нарты и скажут: «Вот как Сырдон приволок наших именитых мужей! Ведь они подобны бревнам». Нет, лучше пусть нас сожрут волки! Поиздевавшись над нартами столько, сколько ему хотелось, Сырдон сказал: – Я бы еще раз вас спас, но ведь забудете вы опять то добро, что я сделаю вам. – Только спаси нас, и что хочешь проси, мы исполним твою просьбу, – говорят ему нарты. – Нет, вы не сдержите слова! Коли будем жить вместе, вы опять будете при дележе выделять мне собачью долю побежденного. А когда будете распределять земли на южных склонах горы, то назло выделите мне их северные участки. Если волов будете делить, то мне достанутся молодые, в первый раз запряженные. Если придется коров делить, дадите мне тех, что после первого отела. А когда умру, вы onunpnmhre меня на нартском нихасе, чтобы вечно слышал я ваши издевательства! Нарты поклялись, что не будут они делать ничего назло Сырдону. – Ну, пусть будет так! – сказал Сырдон и стал черпать из кипящего котла уаигов горячую воду и лить ее на скамью, где сидели нарты, чтобы клей размягчился и нарты отделились от скамьи. Нелегко это им удалось. Целые куски своего мяса оставляли они на скамье. И поэтому, когда сели они на коней своих, никто из них не мог сидеть прямо – кривило и корячило их в разные стороны. Вернулись нарты туда, где остановились на ночлег. Смотрят, шашлыки Сырдона еще на вертелах жарятся. Как было не догадаться нартам, что имелись у Сырдона и кремень и огниво и что он нарочно отослал их к уаигам! Опять разозлились на него нарты. «Заставим Сырдона опять идти пешком!» – решили они. Сели на своих коней и говорят Сырдону: – Эй, Сырдон, давай догоняй нас! Мы двинулись в путь. Ничего не сказал им Сырдон, а когда отъехали нарты, он взял да и поймал одного из коней, принадлежавших уаигам, и на нем быстро догнал своих товарищей. В седле он сидел прямо, по-молодецки, а нартам невмоготу сидеть прямо. И Сырдон проскакал мимо них и сказал: – У-У-У гордые нарты, от чрезмерной заносчивости даже на конях своих сидеть прямо не можете! Понурые едут домой нарты. В одном месте задержались на ночлег и стали между собой договариваться: – Когда это зло нартов, бедовый Сырдон, вернется домой, будет он хвастаться, что спас нас от беды. Сделаем что-нибудь такое, чтобы стал он посмешищем для нартов. Ночью поднялись нарты и отрезали губы у коня Сырдона, так что зубы его стали словно оскалены. Увидев, что нарты сотворили с его конем, Сырдон подкрался ночью и подрезал у всех нартских коней хвосты, но так осторожно, что по видимости они чуть-чуть держались. Утром двинулись нарты в путь. Сырдон едет за ними следом. Сослан обернулся и сказал: – Вот чудеса, идет конь Сырдона и смеется! – Мой конь не дурак, спроста он не смеется! Не иначе видит он перед собой что-нибудь смешное, – ответил Сырдон. Тогда Сослан говорит своим товарищам: – Сырдон опять что-то нам подстроил. Остановились нарты, сошли с коней, стали их чистить – и чуть только дотронутся до хвостов своих коней, отпадают на землю хвосты, ну как метлы! Встревожились нарты: – Как же мы покажемся в нартском селении на таких куцых конях? Все эти беды идут от Сырдона! Схватили они его, пригнули к земле высокое дерево и к верхушке его за усы привязали Сырдона, а потом отпустили дерево. Висит Сырдон на верхушке дерева и говорит себе: «Вот теперь я, кажется, попался!» И вдруг видит Сырдон: посвистывая, гонит стадо пастух балгайского алдара. Идет он, посвистывает, но увидел Сырдона на дереве – и даже свистеть перестал. – Ради бога, скажи, человек, что ты там делаешь? – кричит он снизу Сырдону, задрав голову. – Позаботься-ка лучше о своей дороге, – ответил ему Сырдон. – Если я скажу тебе, что я здесь делаю, ты попросишься на мое место. – Клянусь, не буду проситься. Только будь милостив ко мне и расскажи, чем ты там занят. – Ну, я вижу, от тебя не отвяжешься. С этого дерева видно, как Бог молотит на небе пшеницу. И так это любопытно, что я с тех пор, как увидел это, перестал есть и пить. – Будь милостив ко мне, добрый человек, – сказал пастух, – не пришлось мне еще видеть Бога. Разреши хоть раз взглянуть на него! – Ведь говорил же я, что ты будешь проситься на мое место, – сказал Сырдон. Тут пастух стал клясться, что он только краем глаза посмотрит на Бога и потом снова пустит Сырдона на его место. И тогда нехотя сказал Сырдон: – Ну ладно, пригни-ка дерево да помоги мне развязаться. Пригнул пастух дерево и развязал Сырдона. – А теперь я сам привяжу тебя к верхушке дерева, – сказал Сырдон. – Привязать надо крепко, а не то, если будешь плохо привязан, увидев Бога, можешь сорваться с дерева. И, привязав вместо себя любопытного пастуха, отпустил Сырдон дерево. Выпрямилось дерево, и повис пастух на его верхушке. Смотрит он на небо, но Бога, конечно, нигде не видит. И кричит он сверху Сырдону: – Бога я нигде не вижу, и глаза мои стали хуже видеть, чем видели до сих пор! И отвечает ему снизу Сырдон: – 0 тепло очага моего! Ты не очень торопись. Побудешь еще немного на верхушке дерева, и глаза твои ничего не будут видеть. Оставил он пастуха висеть на верхушке дерева, а сам погнал в Страну нартов стадо алдара балгайского. Вот гонит Сырдон стадо мимо большого нихаса, на удивление нартам, собравшимся там. – Гляди-ка, а наш бедовый Сырдон опять пригнал целое стадо. А мы-то думали, что он погиб! И ответил им Сырдон: – Вас, привязавших меня к вершине высокого дерева, еще покарает Бог. А мне он подарил это стадо за то, что ближе меня не было к нему человека. Вот вам добыча, делите ее. Сколько раз называли вы меня никчемным, а выходит, что сами вы никчемные. Сколько в балгайской степи пасется стад без пастухов, и поистине можно назвать никчемным того, кто не пригнал оттуда на заклание хоть одну скотину. И тогда нарты, словно по тревоге, сели на коней и бросились в балгайскую степь. Но тут как раз наткнулись они на дружину алдара балгайского, которая ехала искать своего пастуха. Как тут было нартам снова не разгневаться на Сырдона! Решили они его погубить. Но кому под силу погубить Сырдона? Его хоть в морскую бездну брось, он и оттуда выйдет сухим. Вот за что нарты все же почитали своего бедового Сырдона, сына Гатага. Умел сыграть шутку над нартами Сырдон, сын Гатага.




Целый год строили нарты большой дом для общих сборов и празднеств. Хотелось им такой дом поставить, чтобы даже Сырдон похвалил его.
И вот дом построен, и Сослан пошел за Сырдоном и сказал ему:
– Собрались нарты и просят, чтобы пришел ты и посмотрел новый наш дом. 
– Что ж, я приду, посмотрю, – ответил Сырдон.
Вот пришли они вместе в большой нартский дом. Все нарты были в сборе, и спросили они Сырдона:
– Скажи, по сердцу ли тебе наш новый дом? Не находишь ли ты в нем какого изъяна?
Рассмотрел Сырдон весь дом, в каждый угол заглянул и после этого сказал:
– Хорош-то он хорош. Но если бы... – И, не докончив своей речи, ушел из дома.
Догнал его Сослан и спрашивает: – Куда ты торопишься, Сырдон? Ведь ты ничего нам не сказал!
– А что мне сказать вам?
– Почему ты сказал «если бы»? –спросил Сослан.
– Потому я сказал так, что дом хоть и хорош, но в середине пусто. – И, не добавив ничего больше, ушел Сырдон.
Вернулся Сослан обратно и сказал нартам:
– Похулил Сырдон наш дом, сказал – пусто у него в середине. Стали раздумывать нарты, что могли значить эти слова Сырдона. И первым догадался Сослан.
– Ведь у нас в доме над очагом еще цепь не висит, значит, дом поистине пустой в середине,–сказал он.
Тогда сковали нарты тяжелую надочажную цепь18 и, когда она была готова, приладили ее, как полагается, в середине дома над очагом и опять послали Сослана за Сырдоном. Когда пришел Сырдон, стали его опять спрашивать нарты:
– Посмотри-ка теперь: чего еще недостает в нашем доме?
Сырдон опять осмотрел весь дом и сказал:
– Хорош-то хорош, но если бы... – И снова ушел.
Теперь пошел за ним Хамыц и, догнав его, спросил:
– Сырдон, ведь ты хорошим назвал наш дом, и все-таки по словам твоим слышим мы, что ты недоволен чем-то.
– Дом, правда, хорош, – сказал Сырдон, – но восточная сторона его пустая. Долго думали нарты над словами Сырдона и догадались, что в новом доме в восточном углу не хватает хозяйки, а угол восточный, onmrmn, пуст без хозяйки. И пригласили тогда нарты женщину, нарядили ее, как молодую невесту, поставили ее в восточном углу и решили: – Сходим последний раз за Сырдоном. Но не хочет никто из нартов идти за Сырдоном.
И тогда сказал Хамыц:
– А ну-ка схожу я за ним. Если не захочет идти, я силой приведу его сюда.
Подошел Хамыц ко двору Сырдона и позвал:
– Сырдон, выйди-ка наружу.
Долго не откликался Сырдон на зов, но вот наконец вышел и спросил:
– Что тебе надо от меня, Хамыц? – Собрались все нарты и приглашают тебя посмотреть их новый дом.
– Когда вы за едой и напитками восседаете, то почему-то не приглашаете меня! – сказал Сырдон.
– Не пойду я больше к вам!– Отвернулся и хотел вернуться домой.
Тогда Хамыц пригрозил: – Плохо будет тебе, если ты не пойдешь!
Подчинился Сырдон, пошел вслед за Хамыцем. Но злой переступил он порог большого нартского дома. И опять долго осматривал он дом и сказал потом:
– Раньше это строение нельзя было домом назвать, а теперь настоящий дом. Очень обрадовались нарты, услыхав похвалу Сырдона. Но сердит был Сырдон, запомнил он обиду, нанесенную ему Хамыцем, и затаил в своем сердце желание отомстить ему.
Была у Хамыца корова. Семь лет не телилась она и до того стала жирная, что не только из нартского селения, но даже из далеких мест приходили люди, чтобы поглядеть на эту корову. И все дивились ей. Очень гордился Хамыц своей коровой. И вот решил Сырдон украсть ее. Однажды ночью пробрался он к хлеву, где стояла на привязи корова. Но как ни старался Сырдон, не смог он открыть крепкие ворота хлева. Ни с чем вернулся он назад и долго раздумывал о том, как бы ему добраться до коровы и увести ее. И кое-что все-таки придумал. Однажды, когда день уже клонился к вечеру и коров должны были пригнать с пастбища, пробрался Сырдон в хлев Хамыца и спрятался там. Вот пришло вечером стадо с пастбища. Хамыц загнал в хлев свой скот и крепко запер дверь. Тихо сидел Сырдон в хлеву, и, дождавшись, когда все погрузилось в глубокий сон, он стал осторожно снимать с петель дверь хлева. И это ему удалось легко и бесшумно. Вывел Сырдон корову Хамыца и погнал ее, но не в тот свой дом, который все знали, а в другой, потаиной, о котором никто не знал. Под мостом находился потайной дом Сырдона, и вся семья его жила в нем. Сам же Сырдон жил в доме на краю селения. Привел он корову Хамыца в свои потайной дом, зарезал ее и день за днем пировал вместе со своей семьей. Хватился Хамыц – нет коровы. Начал искать и в нартском селении, и в окрестных селениях, но ничего не находил. Лопался от злости Хамыц. Но вот дошел до него слух, что корову его свел со двора Сырдон, злосчастие нартов.
«Что же остается мне делать? – подумал Хамыц.– Пойду-ка я к вещей женщине».
Пришел он к ней и рассказал все по порядку.
– Я пришел спросить тебя, не посоветуешь ли ты мне чего-нибудь? – сказал он.
И ответила ему вещая женщина:
– Еще до того, как ты пришел ко мне, знала я о твоей корове. Есть где-то у Сырдона потайной дом, подземное жилище. Где оно – никто не знает, и я тоже не знаю. Но у Сырдона в этом потайном жилище живет семья.
– А как же можно найти это жилище? –спросил Хамыц.
– Кто не знает суки Сырдона? – ответила вещая женщина.
– Ночь проводит она в потайном жилище Сырдона и каждое утро на рассвете выходит наружу. Нужно подстеречь ее и поймать. Когда будет она в твоих руках, привяжи к ее ноге туго скрученную шерстяную нитку и отпусти ее. А ты проследи за ней, и думаю я, что приведет она тебя к потайному дому Сырдона.
Стал Хамыц подстерегать по утрам собаку Сырдона. И вот однажды ранним утром удалось ему поймать ее. Привязал он к ее ноге туго скрученную нитку и отпустил ее. Но не бежит собака к дому Сырдона, мечется то туда, то сюда, не хочет выдавать своего хозяина. Стал тут Хамыц избивать собаку – как же иначе? Избил ее до полусмерти, и тогда побежала собака, а нитка стелется вслед за ней и ведет за собой Хамыца.
Сырдона не было дома, а семейные его испугались, увидев Хамыца. «И как это только он нашел нас!» – подумали они. Котел был полон мяса и кипел. Хамыц вынул мясо, понял, что это варится мясо его коровы, и, не в силах сдержать свой гнев, по одному и по два изловил детей Сырдона и бросил их в котел. Развел он сильный огонь в очаге, взвалил себе на плечи что еще оставалось от его коровы и отнес в свой дом. Потом пошел он на нартский нихас. Сырдон тоже был там, но Хамыц промолчал и слова не промолвил.
А когда Сырдон увидел Хамыца, сказал он, смеясь:
– Жалко Хамыца, ведь кто-то сейчас поедает мясо его коровы, а он сидит голодный!
– Быть может, у кого-то в котле варилось мясо моей коровы, но в этом же котле варится у него сейчас мясо его собственных детей, – ответил Хамыц.
Почуяло сердце Сырдона, что какое-то злое горе постигло его, ничего не ответил он Хамыцу и пошел торопливо домой. Заскочил он в свой дом, оглянулся и никого не увидел.
«Самое время обедать, куда же они делись?» – в тревоге подумал Сырдон. Схватил он большую вилку, которая служит для того, чтобы вынимать мясо из котла, опустил ее в котел, поводил ею и вдруг видит: зубья вилки зацепили кости его детей – вот череп, а вот рука, нога... Сначала оцепенел Сырдон, выпала вилка из его рук, а потом зарыдал.
– Никто, кроме Хамыца, не мог совершить такого злодеяния! – сказал Сырдон, рыдая. Потом достал из котла кости всех своих детей, сложил кости руки старшего своего сына и составил из них основу фандыра, жилы, ведущие к сердцам других сыновей, натянул он на фандыр, так что получилось двенадцать струн, опустился возле останков своих детей, ударил по струнам и запел-зарыдал:
– Беден я, мальчики мои, и не смогу устроить по вас поминание. Но всегда, когда люди будут класть на очаг приношение мертвым, будет в светлом раю поминаться имя твое, мой старший мальчик, – ведь назван ты был при рождении «очаг» – Конага.
И тут еще громче запел и заиграл Сырдон:
– Второй мой мальчик, ведь назван ты был Уарага при рождении, что значит «колено», и то, что при поминании мертвых люди будут класть на колено, то пусть будет тебе поминанием.
Третий мой мальчик, Фуага, «дуновение», назван был ты, – так пусть же, когда на поминках люди будут дуть на горячее, это будет твоим поминанием.
Так одного за другим прославил он каждого из своих сыновей. Глубокая яма была за дверью его потайного жилища, в этой яме похоронил он останки своих детей. А сам взял в руки свой фандыр и пошел на нихас нартов.
И сказал он нартам:
– Те, чьи сердца не испытали горести и несчастья, пусть послушают игру фандыра. И так заиграл на фандыре Сырдон, что вся вселенная слушала его. Синее небо застонало и пролило слезы. Прекратили охоту хищные лесные звери и в безмолвии опустили головы к земле. Птицы стаями прилетели к Сырдону и зарыдали-загоревали вместе с ним. И люди, что сидели на нихасе, понурились и опустили головы, застонали, и градом полились слезы из их глаз. А Сырдон все играет на своем фандыре и в лад струнам говорит нартам:
– Нарты, вот вам мое подношение. Только позвольте мне жить среди вас.
И, слушая песню Сырдона, нарты сказали:
– Разве можем мы оттолкнуть человека, который принес нам в дар такое сокровище!
И сказал тогда Урызмаг Сырдону:
– У нас с тобой, Сырдон, одна кровь. Ты всем нам брат. Если не жаль тебе подарить нам такое сокровище, то приходи и живи с нами. И, как брату, открыты перед тобой двери во все наши дома. И нет у нас тайн от тебя.
Взяли нарты из рук Сырдона фандыр, и сказали они друг другу:
– Если даже всем нам суждена погибель, навеки останется жить фандыр. Он расскажет о нас, и кто заиграет на нем, тот вспомнит о нас и тот станет нашим навсегда.




Однажды отправились нарты в поход и взяли с собой Сырдона. Неудачен был поход, и, возвращаясь домой, нарты решили выместить свою злобу на Сырдоне. Знали нарты, что посреди темного леса есть бездонное озеро, о котором ничего не было известно Сырдону. Покрыли они это озеро хворостом и обманули Сырдона, послали его прямо на это гиблое место. Не знал Сырдон об этой ловушке и провалился. Но, падая, успел он ухватиться за корни прибрежных деревьев. И хотя трудно было ему, все же он выбрался на берег. Собрал Сырдон сухого хворосту, разжег костер, высушил свою одежду и скорей побежал наперерез нартам. Думали нарты, что погиб уже Сырдон, и вдруг слышат – кричит он им:
– Эй, нарты, любители походов! Постойте, послушайте, о каком чуде я вам расскажу.
Остановили нарты коней, подошел к ним Сырдон и сказал:
– За всю свою жизнь, никогда не видал я такого чуда.
И тут любопытство взяло нартов.
– Какое чудо видел ты, сын Гатага? Смотри не обмани нас снова.
И ответил им Сырдон:
– В лесу, не доехав до маленького озера, встретил я невиданных зверей, – они ушли в глубь леса, в колючие заросли. Я от страха едва собрался с силами, чтобы прибежать сюда.
Видят нарты, что одежда у Сырдона сухая, и поверили его словам. А Сырдон продолжал рассказывать:
– Не скоро представится случай так поохотиться! Давайте поторопимся. Я, конечно, не посмею близко подойти к этим зверям, но я подведу вас к зарослям, в которые они ушли. Поехали нарты вслед за Сырдоном, и направил он их в самую чащу, в колючие заросли. Настала ночь, кружатся нарты между колючими кустами и не находят ни зверей, ни выхода из чащи. Так исцарапали их колючки, что кровью покрылись и нарты, и кони их. Только когда настал рассвет, удалось нартам выбраться из чащи. Тут их встретил Сырдон.
– Что же это? Ты опять обманул нас? – спросили нарты.
– О нарты, сознайтесь! Вы просто не посмели близко подойти к зверям и спрятались в колючие кусты. Теперь на весь свет ославлю я вас. Ну и опозоритесь же вы!– ответил им Сырдон.
Нарты не на шутку испугались того, что он их опозорит, и молча сносили его насмешки. Так сын Гатага Сырдон мстил нартам, когда они его обижали.




Вышел однажды Сырдон на улицу и видит – никого из нартов нет, только дети играют.
Тогда спросил Сырдон у детей:
– Куда девались все нарты?
Подошел к нему один маленький мальчик и сказал:
– Ты только не выдай меня. Нарты тайком от тебя отправились в поход. Вернулся тогда Сырдон к себе домой, собрался в дальний путь и пошел по следу нартов. Три дня шел он по дремучему лесу и только собрался отдохнуть, как увидел, что на поляне дерутся три уаига.
Сделал Сырдон вид, что хочет пройти дальше, и мимоходом сказал им:
– Доброго вам здоровья, крепыши уаиги! Чем это вы заняты? За что избиваете вы друг друга? Нехорошо ссориться, позорно! И ответили ему уаиги: – Мы бы и рады не драться, да никак не можем поделиться.
– А что же это вы делите такое? Может, я бы вас помирил? – говорит Сырдон, останавливаясь.
– Владеем мы тремя ценными вещами, – ответили ему уаиги.
– Кожей, фынгом и веревкой. Не простая эта кожа. Сядь на нее – и домчит она тебя куда захочешь. И фынг у нас не простой. Ударишь его войлочной плетью – и весь уставляется он кушаньями и напитками. А веревка эта такова: сколько бы сокровищ ни связал ты ею, всю тяжесть они теряют.
И сказал им тогда Сырдон:
– Вы послушайте-ка меня, и я помирю вас. Дайте мне каждый по стреле, и я пущу их в разные стороны. Кто из вас первый прибежит со своей стрелой обратно, тому первое право выбора. Кто второй прибежит, тот второй выбирает. Ну, а последнему достанется то, что останется. Сразу согласились уаиги.
Выстрелил Сырдон в три стороны я крикнул:
– Скорей бегите!
Со всех ног кинулись уаиги за стрелами, толкая друг друга, хотя стрелы полетели в разные стороны. А Сырдон взял в руку веревку, поставил на кожу фынг, сам сел на кожу и сказал ей:
– Отнеси-ка меня на крышу моего дома. Только сказал он это, как очутился у себя на крыше. Устроил Сырдон пир. Поставил он чудесный фынг, ударил по нему войлочной плетью и целую неделю угощал нартов. Увидели нарты, как удачлив Сырдон, и с тех пор всегда брали его с собой в поход.




Встречаясь с Сырдоном, то один, то другой из нартов говорил ему:
– Нужно тебе, Сырдон, устроить поминки по своим покойникам, чтобы они в Стране мертвых не завидовали другим покойникам. Ведь ты берешь на себя грех, не соблюдая обычая поминок.
А иные даже не прочь были поддразнить его:
– Среди нартов не найти такого, кто, подобно тебе, не оказывает почести своим покойникам! Сырдон хорошо понимал, из-за чего так беспокоятся нарты о его покойниках. Была у бедного Сырдона единственная корова, и очень хотелось нартам съесть ее. А что было им до покойников Сырдона!
– Пусть совсем без пищи останутся его покойники, пусть, затаив голод, сидят среди других покойников! – так между собой говорили нарты.
Долгое время Сырдон отмалчивался. Наконец он сказал нартам:
– Вы ведь знаете, что у меня ничего нет, так из чего устрою я поминки?
– Попроси своих родственников и друзей, и пусть они помогут тебе, но все же не оставляй своих покойников совсем без поминок, – сказали нарты Сырдону.
Сырдон собрал с избытком все, что нужно для поминок: и напитки, и кушанья. Дрова привез, установил над очагом двуухий большой котел и заварил пиво. Но в пивовары он поставил самого глупого человека. Известно, чтобы сварить пиво, кладут в двуухий котел двадцать мер солода, а Сырдон насыпал в него всего одну меру. Варится, варится пиво, несколько дней варится, а все не готово. Люди думали, что пива наварено очень много, но Сырдон знал, что делал. Зарезал он одну свою безрогую овцу и бросил ее тушу в другой двуухий котел. «Моим покойникам давно уже никакая еда не нужна, а вам, обжорам, хватит и одной овцы, да и пива хватит на один день! Но вы хотите найти в моем доме глупца Сырдона, так его вы не найдете!»– так говорил Сырдон сам с собой.
Слух о том, что Сырдон справляет поминки, распространился меж нартов. В день поминок Сырдон собрал пивовара, хлебопеков и еще двух придурковатых юношей, которых пригласил он прислуживать за столом, и сказал им:
– Вам предстоит потрудиться на поминках, потому вы должны заранее подкрепиться, иначе останетесь голодны. Велел Сырдон зарезать двух или трех кур и покормил своих прислужников, напоил их аракой, а потом поручил им переливать пиво из котла в кадушки. Послал созвать к себе людей на поминки, а сам завел среди прислуживающих разговор о том, что появилось раньше – курица или яйцо. Опьяневшие начали спорить. Один говорит: «Курица, конечно, появилась раньше яйца!» Другой возражает: «Нет, яйцо – раньше курицы!» Началось со спора, а повело к ссоре, а потом начали они толкать друг друга. Сырдон вмешался, делая вид, что разнимает их, и как будто нечаянно опрокинул кадушки, наполненные пивом. Тут он стал сокрушаться и бранить своих прислужников:
– Погубили вы меня! Только разослал я людей, чтобы созвать нартов на поминки, а вы разлили мое пиво! С каким лицом выйду я теперь к нартам? И как раз когда бранил он своих прислужников, к нему во двор вошли самые старшие из нартов. Сырдон выбежал, к ним навстречу и рассказал, сокрушаясь:
– Мои прислуживающие – что станешь делать! – поспорили. Один кричал: «Яйцо появилось раньше!»,–другие горячились: «Нет, курица раньше!» И так они повздорили, что разлили мое пиво, приготовленное для поминок! Переглянулись старшие нарты и разошлись по домам.
Узнав, что случилось на дворе у Сырдона, те, что собирались прийти, тоже не пришли. И все, что Сырдон приготовил для поминок, осталось ему самому.




Собрались раз нарты на нихасе и стали рассказывать смешные истории. Сырдон долго слушал их и с презрением кривил свое лицо.
Тогда Хамыц спросил его:
– Что ты кривишься, Сырдон? Или из такого множества чудесных рассказов тебе ни один не пришелся по душе?
– Как мне не кривить свое лицо? Один перед другим стараетесь вы, рассказываете небылицы да еще смеетесь. Хотел бы я знать, когда я услышу от вас хоть слово правды?
Тут не выдержал Сослан и крикнул Сырдону:
– Осел ты, сын Гатага! Если знаешь что-нибудь получше, то почему не расскажешь нам? Мы бы тебя послушали!
– Рассказы, которые достойны того, чтобы вы слушали их, у меня всегда найдутся.
Тут юноши-нарты стали просить Сырдона, чтобы рассказал он им какую-нибудь быль. И так они пристали к нему, что Сырдон начал:
– Было это в пятницу под субботу, когда я намеревался устроить поминки по своим покойникам. Нужно мне было жертвенное животное, чтобы зарезать его, и решил я пойти на охоту.
– Провалиться б тебе в седьмое подземелье, Сырдон! – прервал его Сослан. – Какой же ты охотник!
– Не перебивай его, Сослан, пусть он до конца доведет свой рассказ, – остановил Сослана Урызмаг.
И Сырдон продолжал:
– Шел я по лесу и встретил там мужчину. Поздоровались, и когда он узнал, что я из нартов и вышел на охоту, предложил вместе поохотиться:
– Давай пойдем на берег Сауфурда, там пасется преогромная кох- свинья, и мы убьем одного из ее поросят. Отправились мы с ним на берег Сауфурда. И пусть столько умрет в моем доме людей, сколько неправды в моем рассказе! Видим, преогромная кох-свинья кормит молоком своих двенадцать поросят. Но из поросят только один сосет сосок свиньи, – второй поросенок сосет хвост первого поросенка, а третий сосет у второго, и таким образом все двенадцать поросят растянулись в одну линию, а у самого последнего поросенка из хвоста хлещет струёй молоко...
Тут расхохотались все юноши-нарты, и Сырдон прервал свой рассказ.
– Пусть у тебя, Сырдон, и вправду столько умрет людей, сколько раз ты соврал сейчас!–сказал один из юношей.
А Сослан не мог сдержаться и крикнул Сырдону:
– Скройся с наших глаз, Сырдон, ты недостоин быть среди нас на нихасе, потому что ты это священное место превратил в посмешище!
Нарты вдоволь посмеялись над Сырдоном, а потом Урызмаг спросил его:
– Ну, а как ты все-таки добыл животное, предназначенное для заклания на поминках?
– Мыши съели его жертву, – сердито сказал Сослан.– Хорошо было бы, если бы также съели его голову!
Сырдон дождался, когда стало тихо, потом сказал назидательно:
– Это вам, недостойные нарты, надлежит зарезать животное за мое здоровье, потому что я хотел этим рассказом указать вам путь, куда следует вам отправляться в поход.
– Этому можно было бы поверить, Сырдон, если бы ты не наврал здесь столько, что из этого вранья можно построить лестницу на небо, – сказал Хамыц.
– Известно, что вы, нарты, к Богу дорогу ищете, – поднимитесь к нему по лестнице, которую я вам построил! Только смотрите, чтобы из вас никто не упал с этой лестницы, иначе сломаете себе шею или ногу, а то и головы разобьете, – ответил Сырдон.
С тех-то пор Сырдона и стали звать обманщиком.




Беден был нарт Сырдон. Взял он у одного человека в долг кусок шерстяной ткани и никак не мог отдать долга. А тот все ходил к Сырдону и просил вернуть ему сукно. Но каждый раз уходил он с пустыми руками. И чего только не выдумывал Сырдон, чтобы отсрочить уплату долга! Однажды в назначенный срок заимодавец опять пришел к Сырдону, чтобы получить с него долг. Подошел он к дому Сырдона и окликнул его.
– Эй, дома ли ты, Сырдон?
– Нет его дома, – ответили ему.
– А где он?
– Вон там, за околицей, канаву для воды роет. Пошел заимодавец туда, куда ему указали.
– Радости желаю тебе, Сырдон. – Да будет благополучен твой приход.
– Сырдон, пора тебе вернуть мое сукно. Много чего выдумывал ты, чтобы не уплатить мне долга. Постыдился бы! Надо совесть иметь...
– Да разве я отказываюсь? Будь милостив ко мне, не говори больше со мной об этом. Ты думаешь, чем я здесь занят? Забота о твоем сукне привела меня сюда.
– Что это ты говоришь, Сырдон? Где здесь забота о моем сукне? Глаза мои меня не обманывают: ты здесь роешь канаву для воды. Э, непонятлив ты, братец! Вот вырою я эту канаву, пущу по ней воду, а по краям канавы насажу колючек. И вот каждый раз, когда овцы и козы будут идти на пастбище и возвращаться оттуда, они обязательно подойдут к этой канаве, чтобы напиться. И, продираясь через колючки, будут оставлять на них отличную шерсть. Всю эту шерсть я соберу, натку сукна и сполна расплачусь с тобой. На что был зол этот человек на Сырдона, не выдержал он и расхохотался.
– Зря ты смеешься! – обиделся Сырдон.
– Можешь считать, что твое сукно в твоих руках. Махнул тут сосед рукой и вернулся домой: что еще он мог сделать? А Сырдон, верно, еще и сейчас сажает колючки.




Был у Сырдона откормленный баран. Вот и стали думать нарты, как бы съесть его. Однажды собрались на нихасе все старейшие нарты. Сырдон тоже был тут, но, как ему подобало, сидел поодаль от старших.
И сказал Сырдону Хамыц:
– Подойди поближе, сын Гатага!
Тот подошел торопливо:
– Чего желают мои старшие?
И сказал ему Хамыц:
– А знаешь, Сырдон, ведь подходит время потопа. Все пропадет, и твой жирный баран тоже. Давай-ка пойдем лучше на берег реки, зарежем его, приготовим шашлыки, поедим вдоволь, –пусть Бог любуется нами.
Молча, уставясь в землю, выслушал слова Хамыца Сырдон и ответил:
– Пусть съем я ваши болезни! Раз будет потоп, так пусть мой откормленный баран для вас лишится жизни. Раз в солнечный день собрались нарты на берегу реки, и Сырдон приволок туда своего откормленного барана. Под деревом, на берегу, отыскали они хорошее место, зарезали барана и разделили его. Пока жарились шашлыки, нарты рассказывали сказки и были.
Стали у них слипаться глаза, и кто-то сказал:
– Нужно пока освежиться! Разделись они и полезли в воду. Купаются нарты, а бедовый Сырдон собрал всю их одежду и бросил в огонь. Освежились нарты, вылезают на берег. «Вот, – думают они,– верно, зарумянились шашлыки из барана, которого откормил Сырдон!» Хотят одеться нарты, хватились, а нигде не видят одежды.
– Что за бес унес наши одежды? – спросили они Сырдона.
– Я их бросил в огонь, – ответил Сырдон.
– Как так?
– А зачем вам одежда? Ведь все равно скоро конец мира. Его можно и голыми встретить. Поглядели тут нарты друг на друга и сказали: кто строит козни против этого человека, тот строит козни самому себе.




Всю жизнь провели в битвах доблестные нарты. Силу многих насильников сломили они. Уаигов истребили до последнего и даже вступили в борьбу с духами земными и небесными. Семь раз по семь уничтожали духов небесных и в два раза больше духов земных. Не с кем уже было им помериться силами.
Задумались нарты, и тогда бедовый Сырдон, сын Гатага, сказал:
– Вы вот молитесь Богу. Лучше бы испытали его силу!
Нарты ответили:
– Хотя мы и молимся ему, но не знаем, где он.
– Вы только разгневайте его, он тогда сам к вам явится, – сказал Сырдон.
– А чем мы его можем разгневать? – спросили нарты.
– Что б вы пропали, нарты, как вы непонятливы! – сказал Сырдон.
– Перестаньте молиться ему, забудьте его имя, словно его нет. Переделайте ваши двери, чтобы стали они высоки и чтобы, входя в дверь, не нужно было бы вам нагибать голову, а то Бог думает, что вы ему кланяетесь. Сделайте все это, и он сам найдет вас.
Нарты сделали все, что посоветовал им Сырдон. Двери свои сделали высокими, перестали молиться.
Когда перестали они поминать Бога, прислал он к ним ласточку:
– Лети от меня к нартам и спроси их, чем они обижены.
Прилетела ласточка, села на молодое деревцо, что росло на нартском нихасе, и защебетала по-хатиагски:
– Я к вам как посредник прислана. Человек, которому вы поклонялись, прислал меня, чтобы спросить вас: «Что я сделал, нарты, такое, из-за чего вы обиделись?»
Урызмаг понимал по-хатиагски и обратился к нартам:
– Тот, кого мы искали, сам прислал к нам посредника. Посреднику надо дать ответ. Подумайте об этом и мне единодушно, как бы в один голос, сообщите ответ.
– А чего нам обсуждать! – сказали нарты. – Это дело давно обсуждено. Долго служили мы Богу, а он ни разу нам не показался даже. Теперь пусть выходит он против нас, пусть померится с нами силой. Урызмаг передал все ласточке. Улетела ласточка, явилась к Богу и передала ему слова нартов.
Бог опять послал ласточку.
– Вернись еще раз и скажи им: в случае, если я вас осилю, то чего вы хотите – чтобы я полностью искоренил ваш род или чтобы все- таки оставил после вас плохое потомство? Опять прилетела к нартам ласточка, передала им слова Бога.
Переглянулись нарты и сказали:
– Если хочет искоренить наш род, то пусть совсем искореняет.
Тут заговорили некоторые неразумные:
– Чем быть без потомства, пусть лучше хоть плохое потомство останется.
И тогда сказал Урызмаг:
– Чем оставить плохое потомство, лучше остаться совсем без потомства.
И все нарты согласились с тем, что сказал Урызмаг. Ласточка полетела к Богу и рассказала ему о том, что решили нарты.
– Нет тебе от меня покоя, – сказал Бог ласточке. – Но прошу еще раз, полети к нартам и скажи им, что все, кто может одеться, в доспехи, пусть придут в следующую пятницу в поле Хиза, на место сражения нартов, и тогда я им покажусь.
В третий раз прилетела ласточка к нартам и передала им слова Бога.
И обрадовались нарты.
– Вот, с самим Богом будем сражаться! – говорили они. – Теперь мы узнаем, каков он.
И в следующую пятницу все нарты, кто мог держать в руке оружие, обгоняя друг друга, спешили на поле Хиза, где было назначено сражение. И все жители нартских селений, женщины и дети, заняли места на возвышенностях Уаз, чтобы смотреть на эту битву.
Не хотелось Богу уничтожать нартов, и прислал он к ним своего вестника Уастырджи, и велел ему передать нартам:
– Отправляйся к ним и скажи: "Нарты, я вас очень люблю, не хочу истреблять вас. Еще раз подумайте, я могу вам даровать или вечную жизнь, или вечную славу – из двух одно!»
Явился Уастырджи к нартам и поведал им решение Бога.
– Для чего нам вечная жизнь? – сказали нарты. – Разве диво жить без конца? Вот если бы слава о нас навсегда осталась на земле – этого хотим мы!
Вернулся Уастырджи к Богу и сказал:
– Нарты говорят: нам не нужна вечная жизнь, дай нам вечную славу!
Тут Бог разгневался на нартов и проклял их.
– Пусть однодневный труд ваш не даст вам больше одной мерки зерна! И это проклятие сбылось над нартами. Сколько копен хлеба ни обмолотят нарты за день, а больше одного мешка зерна не получается. Но смышлены были нарты, пораздумали они и стали обмолачивать за день всего по одному угасу, что из семи снопов. С каждых семи снопов стали получать они по одному мешку в день, а с каждой копны – по десять мешков. И по-прежнему в сытости проходила у них жизнь. Узнал об этой хитрости Бог, еще раз их проклял, и оставались поля их вечно зелеными при солнечном свете, а зрелыми и годными к жатве делались только ночью. Когда ни выйдут днем, а хлеба все еще зелены. Тогда попробовали они по ночам жать. Но только подойдут к ниве, сразу зрелые хлеба превращались в зеленя. Опять пошли нарты на хитрость. Поставили они шалаши возле нив своих и с вечера уходили туда, вооруженные луками и стрелами. На стрелы надевали они раздвоенные наконечники и по ночам пускали стрелы по созревшим хлебам. Раздвоенными наконечниками срезали они колосья, и колосья эти оставались зрелыми. Теперь, когда нарты мололи хлеб, не отделяли они стеблей от зерен и мололи все вместе. Так прожили они еще один год.
А потом сказали друг другу:
– Что ж это делаем мы? Ведь сами мы дали согласие Богу: чем бесславная жизнь, лучше гибель со славой.
– Тут каждый из них вырыл себе могилу и бросился в нее. Так пришел конец прославленным нартам.